А Иванушка-Дурачокъ и о сю пору не можетъ понять: отчего добродѣтели и пороки такъ охотно помирились на лицемѣріи, тогда какъ гораздо естественнѣе было бы сойтись на томъ, что и тѣ, и другіе суть „свойства“ — только и всего!
Жилъ-былъ газетчикъ и жилъ-былъ читатель. Газетчикъ былъ обманщикъ — все обманывалъ, а читатель былъ легковѣрный— всему вѣрилъ. Такъ ужъ изстари повелось на свѣтѣ: обманщики обманываютъ, а легковѣрные вѣрятъ. Suum cuique.
Сидитъ газетчикъ въ своей берлогѣ и знай-себѣ обманываетъ да обманываетъ. „Берегитесь! — говоритъ: — дифтеритъ обывателей коситъ!“ „Дождей, — говоритъ, — съ самаго начала весны нѣтъ — того гляди, безъ хлѣба останемся!“ „Пожары деревни и города истребляютъ!“ „Добро казенное и общественное врозь тащатъ!“ А читатель читаетъ и думаетъ, что газетчикъ ему глаза открываетъ. „Такая, — говоритъ, — ужъ у насъ свобода книгопечатанія: куда ни взгляни — вездѣ либо дифтеритъ, либо пожаръ, либо неурожай“…
Дальше — больше. Смекнулъ газетчикъ, что его обманы по сердцу читателю пришлись — началъ еще пуще поддавать. „Никакой, — говоритъ, — у насъ обезпеченности нѣтъ! не выходи, — говоритъ, — читатель на улицу: какъ разъ въ кутузку попадешь!“ А легковѣрный читатель идетъ гоголемъ по улицѣ и приговариваетъ: „Ахъ, какъ вѣрно газетчикъ про нашу необезпеченность выразился!“ Мало того: другого легковѣрнаго читателя встрѣтитъ и того спроситъ: „А читали вы, какъ прекрасно сегодня насчетъ нашей необезпеченности газетчикъ продернулъ? — Какъ не читать! — отвѣтитъ другой легковѣрный читатель: — безподобно! Нельзя, именно нельзя у насъ по улицамъ ходить — сейчасъ въ кутузку попадешь!“
И всѣ свободой книгопечатанія не нахвалятся. „Не знали мы, что у насъ вездѣ дифтеритъ, — хоромъ поютъ легковѣрные читатели; — анъ оно вонъ что̀!“ И такъ имъ отъ этой увѣренности на душѣ легко стало, что скажи теперь этотъ самый газетчикъ, что дифтеритъ былъ, да весь вышелъ — пожалуй, и газетину его перестали бы читать.
