днемъ, принесла мнѣ не только ожиданныя радости отъ моей милой жены, но также неожиданное благополучіе отъ тестя.
— Что̀ же такое еще съ тобою случилось?
— А вотъ входите, я вамъ разскажу.
Жена мнѣ шепчетъ:
— Вѣрно старый негодяй ихъ надулъ.
Я отвѣчаю:
— Это не мое дѣло.
Входимъ, а братъ подаетъ намъ открытое письмо, полученное на ихъ имя рано по городской почтѣ, и въ письмѣ читаемъ слѣдующее:
«Предразсудокъ насчетъ жемчуга ничѣмъ вамъ угрожать не можетъ: этотъ жемчугъ фальшивый».
Жена моя такъ и сѣла.
— Вотъ, говоритъ, — негодяй!
Но братъ ей показалъ головою въ ту сторону, гдѣ Машенька дѣлала въ спальнѣ свой туалетъ, и говоритъ:
— Ты неправа: старикъ поступилъ очень честно. Я получилъ это письмо, прочелъ его и разсмѣялся… Что же мнѣ тутъ печальнаго? Я вѣдь приданаго не искалъ и не просилъ, я искалъ одну жену, стало-быть мнѣ никакого огорченія въ томъ нѣтъ, что жемчугъ въ ожерельѣ не настоящій, а фальшивый. Пусть это ожерелье сто̀итъ не тридцать тысячъ, а просто триста рублей, — не все ли равно для меня, лишь бы жена моя была счастлива… Одно только меня озабочивало, какъ это сообщить Машѣ? Надъ этимъ я задумался и сѣлъ, оборотясь лицомъ къ окну, а того не замѣтилъ, что дверь забылъ запереть. Черезъ нѣсколько минутъ оборачиваюсь и вдругъ вижу, что у меня за спиною стоитъ тесть и держитъ что-то въ рукѣ въ платочкѣ.
— Здравствуй, говоритъ, — зятюшка!
Я вскочилъ, обнялъ его и говорю:
— Вотъ это мило! мы должны были къ вамъ черезъ часъ ѣхать, а вы сами… Это противъ всѣхъ обычаевъ… мило и дорого.
— Ну, что, отвѣчаетъ, — за счеты! Мы свои. Я былъ у обѣдни, — помолился за васъ и вотъ просвиру вамъ привезъ.
Я его опять обнялъ и поцѣловалъ.
— А ты письмо мое получилъ? — спрашиваетъ.
— Какъ же, говорю, — получилъ.
И я самъ разсмѣялся.