— Велѣно, и благородное дворянство не смѣло ослушаться.
— Да оно и не желало ослушаться, — отозвался Тугановъ.
— Все-таки власть отняла крестьянъ.
— И власть, и время. Александръ Благословенный цѣлую жизнь мечталъ освободить крестьянъ, но дѣло не шло, а у остзейскихъ бароновъ и теперь не идетъ.
— Потому что нѣмцы умнѣе.
Тугановъ разсмѣялся и, протянувъ руку Туберозову, сказалъ Варнавѣ съ легкимъ пренебреженіемъ:
— Честь имѣю вамъ откланяться.
— Ничего-съ, а я все-таки буду противъ дворянъ и за естественное право.
Безпокойство Препотенскаго заставило всѣхъ улыбнуться, и Тугановъ, будучи совсѣмъ на пути, еще пріостановился и сказалъ ему:
— А самая естественная форма жизни это… это жизнь вотъ этихъ лошадей, что̀ мнѣ подали, но ихъ, видите, запрягаютъ возить дворянина.
— И еще доро̀гой будутъ кнутомъ наяривать, чтобы шибче, — замѣтилъ дьяконъ.
— И скотовъ всегда бьютъ, — поддержалъ Термосесовъ.
— Ну, опять всѣ на одного! — воскликнулъ учитель и заключилъ, что онъ все-таки всегда будетъ противъ дворянъ.
— Ну, такъ ты, значитъ, смутьянъ, — сказалъ Ахилла.
— Бездну на бездну призываешь, — отозвался Захарія.
— А вы знаете ли, что̀ такое значитъ бездна бездну призываетъ? — огрызнулся Варнава. — Вѣдь это противъ васъ: бездна бездну призываетъ, это — попъ попа въ гости зоветъ.
Это всѣмъ показалось забавнымъ, и дружный хохотъ залилъ залу.
Одинъ Туберозовъ гнѣвно сверкнулъ глазами и, порывисто дернувъ ленту, на которой висѣлъ наперсный крестъ, вышелъ въ гостиную.
— Старикъ-то у васъ совсѣмъ маньякъ сдѣлался, — сказалъ, кивнувъ вслѣдъ ему, Тугановъ.
— И не говорите. Получитъ газеты и носится съ ними, и вздыхаетъ, и ни о чемъ хладнокровно не можетъ разсуждать, — отвѣтилъ Дарьяновъ.
