— Нѣтъ, я самый обыкновенный человѣкъ, — и даже, признаюсь вамъ, что я еще очень глупъ: я вотъ съ звѣрями живу, а съ людьми совсѣмъ жить не умѣлъ: всѣ они на меня обидѣлись, и я ушелъ изъ города въ пустыню.
— Чѣмъ же ты обидѣлъ?
— Хотѣлъ раздѣлить между всѣми свое богатство, чтобы всѣ были счастливы, а намѣсто того они всѣ перессорились.
— Зачѣмъ же ты ихъ умнѣе не поровнялъ?
— Да вотъ то-то оно и есть, что ровнять-то трудно тѣхъ, кои сами не ровняются; я сдѣлалъ ошибку, когда забралъ себѣ много сначала. Не надо бы мнѣ забирать себѣ ничего противъ другихъ лишняго, — вотъ и спокойно было бы.
Люди закивали головами:
— Эге! — сказали, — да это старикъ-то дурасливый, а между тѣмъ все-таки же удивительно, что у него левъ осленка караулитъ и не съѣстъ ихъ обоихъ. Давайте, поживемъ мы съ нимъ несколько дней и посмотримъ, какъ это у нихъ выходитъ.
Остались съ ними три человѣка.
Герасимъ ихъ не прогонялъ, только сказалъ:
— Вмѣстѣ жить надо не такъ, чтобы троимъ на одного смотрѣть, а надо всѣмъ работать, а то придетъ несогласіе, и я васъ тогда забоюсь и уйду.
Три согласились, но на другой же день при нихъ случилась бѣда: когда они спали, заснулъ тоже и левъ и не слыхалъ, какъ проходившіе караваномъ разбойники накинули на ослика петлю и увели его съ собою.
Утромъ люди проснулись и видятъ: левъ спитъ, а ослика и слѣда нѣтъ.
Три и говорятъ старцу Герасиму:
— Вотъ ты и въ самомъ дѣлѣ дождался того, что тебѣ давно слѣдовало: звѣрь всегда звѣремъ будетъ, вставай скорѣй, — твой левъ съѣлъ, наконецъ, твоего осла, и вѣрно зарылъ гдѣ-нибудь въ песокъ его кости.
Вылѣзъ Герасимъ изъ своей мѣловой норы и видитъ, что дѣло похоже на то, какъ ему трое сказываютъ. Огорчился старикъ, но не сталъ спорить, а взвалилъ на себя верблюжій мѣхъ и пошелъ за водою.
— Нет, я самый обыкновенный человек, — и даже, признаюсь вам, что я еще очень глуп: я вот со зверями живу, а с людьми совсем жить не умел: все они на меня обиделись, и я ушел из города в пустыню.
— Чем же ты обидел?
— Хотел разделить между всеми свое богатство, чтобы все были счастливы, а наместо того они все перессорились.
— Зачем же ты их умнее не поровнял?
— Да вот то-то оно и есть, что ровнять-то трудно тех, кои сами не ровняются; я сделал ошибку, когда забрал себе много сначала. Не надо бы мне забирать себе ничего против других лишнего, — вот и спокойно было бы.
Люди закивали головами:
— Эге! — сказали, — да это старик-то дурасливый, а между тем все-таки же удивительно, что у него лев осленка караулит и не съест их обоих. Давайте, поживем мы с ним несколько дней и посмотрим, как это у них выходит.
Остались с ними три человека.
Герасим их не прогонял, только сказал:
— Вместе жить надо не так, чтобы троим на одного смотреть, а надо всем работать, а то придет несогласие, и я вас тогда забоюсь и уйду.
Три согласились, но на другой же день при них случилась беда: когда они спали, заснул тоже и лев и не слыхал, как проходившие караваном разбойники накинули на ослика петлю и увели его с собою.
Утром люди проснулись и видят: лев спит, а ослика и следа нет.
Три и говорят старцу Герасиму:
— Вот ты и в самом деле дождался того, что тебе давно следовало: зверь всегда зверем будет, вставай скорей, — твой лев съел, наконец, твоего осла, и верно зарыл где-нибудь в песок его кости.
Вылез Герасим из своей меловой норы и видит, что дело похоже на то, как ему трое сказывают. Огорчился старик, но не стал спорить, а взвалил на себя верблюжий мех и пошел за водою.
