сторону теченіе рѣки. Вырывъ въ руслѣ глубокую яму, они положили туда тѣло и засыпали его пескомъ и камнями такъ тщательно, что когда воду пустили въ ея прежнее русло, никто не замѣтилъ бы слѣдовъ ихъ работы. Это, говорятъ, они сдѣлали по приказанію Донвальда, чтобы трупъ не могъ быть найденъ, и чтобы кровь, выступающая, по повѣрью, изъ ранъ убитаго въ присутствіи убійцы, не уличила бы его. Окончивъ свое дѣло, слуги убили крестьянъ, помогавшихъ имъ и, не теряя времени, бѣжали въ Оркни“.
„Пока совершалось убійство, Донвальдъ пошелъ къ воинамъ, стоявшимъ на стражѣ, и провелъ съ ними остатокъ ночи. По утру слуги, вошедшіе въ королевскую спальню, стали кричать, что король убитъ, тѣло его похищено, а постель залита кровью; тогда Донвальдъ, вмѣстѣ со стражею, вбѣжалъ въ комнату, какъ будто бы онъ былъ вовсе не причастенъ убійству, и, увидя запекшуюся кровь на постели и на полу, бросился на спальниковъ и убилъ ихъ, какъ виновниковъ этого гнуснаго преступленія. Потомъ, точно сумасшедшій, сталъ бѣгать взадъ и впередъ по замку, обыскивая всѣ углы и закоулки, какъ будто надѣялся найти или трупъ короля, или спрятавшихся злоумышленниковъ. Добѣжавъ до задней калитки и увидя, что она отперта, онъ сталъ кричать, что убійцы, безъ сомнѣнія, спальники, потому что у нихъ хранились ключи отъ калитки и, очевидно, безъ ихъ участія злодѣяніе не могло совершиться. Во время суда и слѣдствія Донвальдъ продолжалъ усердствовать сверхъ мѣры, и это, наконецъ, внушило лордамъ подозрѣніе, что онъ не совсѣмъ чистъ въ этомъ дѣлѣ. Но, такъ какъ они находились въ странѣ, гдѣ онъ по праву и на дѣлѣ былъ полнымъ господиномъ и хозяиномъ, то рѣшили, что время и мѣсто неудобны для выраженія подозрѣній, и одинъ за другимъ разъѣхались по домамъ.“
„Въ теченіе цѣлыхъ шести мѣсяцевъ послѣ этого ужаснаго преступленія солнце не показывалось днемъ, а луна ночью, и все небо было постоянно покрыто тучами, время отъ времени поднимались такіе ураганы и грозы, что народъ боялся свѣтопреставленія. Ужасныя знаменія замѣчались въ шотландскомъ королевствѣ въ годъ смерти короля Дуффа: лошади Лотіана (Louthian), замѣчательныя по своей красотѣ и быстротѣ, пожирали собственное мясо и не хотѣли притронуться ни къ какой другой пищѣ, въ Ангусѣ благородная дама родила дитя безъ глазъ, носа, рукъ и ногъ; также видѣли ястреба, задушеннаго совою“.
Таковы подробности смерти Дуффа, которыми отчасти воспользовался Шекспиръ для изображенія убійства Дункана.
На страницахъ, отдѣляющихъ исторію Дуффа отъ исторіи Макбета, встрѣчаются нѣсколько строкъ, которыя, повидимому, дали Шекспиру идею словъ Макбета послѣ убійства:[1] — Я слышалъ, раздался страшный вопль: „Не спите больше!“ и т. д. Голиншедъ разсказываетъ о Кеннетѣ, братѣ и одномъ изъ преемниковъ Дуффа, тайно отравившемъ своего племянника Малькома (Malcome), чтобы упрочить престолъ за своимъ потомствомъ. „И когда ночью (послѣ смерти Малькома), Кеннетъ легъ въ постель, послышался голосъ, произносившій слѣдующія, — или подобныя имъ по смыслу, — слова: „Не думай, Кеннетъ, что совершенное тобою убійство Малькома Дуффа скрыто отъ всевѣдущаго Бога!“ Король, приведенный этими словами въ великій ужасъ, провелъ всю ночь безъ сна“.
Переходимъ къ исторіи Макбета.
„Послѣ смерти Малькольма (т. е. въ 1034 г. по Воплощеніи) престолъ наслѣдовалъ его внукъ Дунканъ, сынъ его дочери Беатрисы. Малькольмъ имѣлъ двухъ дочерей: одна изъ нихъ, Беатриса, была замужемъ за Эббенетомъ Крайниномъ (Abbanath Crinen), таномъ острововъ и западной Шотландіи, и имѣла отъ него сына Дункана; другая, по имени Доада, была женою Синелля, тана Гламмиса, и матерью доблестнаго Макбета, который былъ бы достоинъ царскаго престола, если бы не его жестокость. Дунканъ, наоборотъ, былъ нрава мягкаго и кроткаго; такъ что народъ желалъ, чтобы недостатки двоюродныхъ братьевъ, смѣшавшись, умѣрили-бы другъ друга и, обратившись такимъ образомъ въ добродѣтели, были-бы поровну раздѣлены между ними: тогда Дунканъ сталъ бы достойнымъ королемъ, а Макбетъ прекраснымъ военачальникомъ. Начало правленія Дункана прошло спокойно и мирно, не будучи отмѣчено никакими серьезными треволненіями. Но, когда замѣтили, какъ снисходителенъ былъ король тамъ, гдѣ надо было карать преступленія, многіе буйные вассалы стали нарушать
- ↑ Methougt I heard a voice cry. «Sleep no more»
