Брошенъ вѣялкой на холодъ.
Жерновами тяжко смолотъ,
Мертвый колосъ возрожденъ.
Но остался прахъ зыбучій.
Онъ летитъ безкрылой тучей,
Заслоняя небосклонъ.
И стучатъ, стучатъ, не станутъ,
Словно стихнувъ, лишь обманутъ,
Не устанутъ жернова;
Неизмѣнно мелютъ, мелютъ,
И струю слоями стелютъ,
И она опять жива.
А вдали, подъ свѣтомъ неба,
Отдѣляютъ прахъ отъ хлѣба,
Вышли вѣять на гумно.
Пусть познаетъ обновленье,
Въ смерти вкуситъ возрожденье
Только полное зерно!
1898.
Брошен веялкой на холод.
Жерновами тяжко смолот,
Мертвый колос возрожден.
Но остался прах зыбучий.
Он летит бескрылой тучей,
Заслоняя небосклон.
И стучат, стучат, не станут,
Словно стихнув, лишь обманут,
Не устанут жернова;
Неизменно мелют, мелют,
И струю слоями стелют,
И она опять жива.
А вдали, под светом неба,
Отделяют прах от хлеба,
Вышли веять на гумно.
Пусть познает обновленье,
В смерти вкусит возрожденье
Только полное зерно!
1898.
