ГЕРМАНЪ и ДОРОТЕЯ. II.
Домъ мой сгорѣлъ по сосѣдству отсюда, а съ нимъ вотъ и этотъ. Мало спасли мы. Всю ночь, эту грустную ночь, я сидѣла Передъ городомъ въ полѣ, храня сундуки и постели. Сонъ наконецъ превозмогъ и, когда заревая прохлада, Провозвѣстница ранняго солнца, меня разбудила, Дымъ увидала и жаръ я и голыя стѣны да печи. Сердце заныло мое. Только солнце еще лучезарнѣй, Чѣмъ когда-либо, встало и въ душу надежду вдохнуло. Я поскорѣй поднялась. Захотѣлось невольно мнѣ видѣть Мѣсто, гдѣ домъ нашъ стоялъ, и цѣлы ли куры, которыхъ Я особливо любила; разумъ-то былъ еще дѣтскій. Въ ту минуту, когда я по дымнымъ бродила обломкамъ Нашего дома и впдѣда все разрушенье жилища. Ты показался съ другой стороны и обыскивалъ мѣсто. Лошадь твою завалило въ конюшнѣ. Горячія балки Тлѣли въ мусорѣ черномъ щ не было слѣду скотины. Такъ въ раздумьи печальномъ стояли мы другъ противъ друга. Вся стѣна, раздѣлявшая наши дворы, развалилась. За руку тотчасъ меня ты взялъ и сталъ говорить мнѣ: «Лиза, зачѣмъ ты пришла? Ступай, прочадѣютъ подошвы: Видишь, какъ мусоръ горячъ; сапоги и покрѣпче, да тлѣютъ». И, поднявши меня, ты понесъ черезъ свой опустѣлый Дворъ. Тамъ одни ворота уцѣдѣлп со сводами—только Въ цѣломъ домѣ осталось,—и тѣ же они до сегодня. Ты, опустивъ меня, стадъ цѣловать—и я отвернулась; Только на то отвѣчалъ ты значенія полнымъ привѣтомъ: «Домъ мой сгорѣлъ,—оставайся и строиться вновь помогай мнѣ;
