ИЗЪ ГОТЕ.
Я имъ отъ шалостей мальчиковъ рѣзвыхъ бывалъ обороной. Все это было давно и по возрасту дѣвушкамъ должно Было въ дому оставаться и рѣзвыя игры покинуть. Вѣрно: онѣ образованы. Я, какъ старинный знакомый, Все еще въ домъ ихъ ходилъ, исполняя желаніе ваше; Но никогда я не могъ проводить съ ними весело время. Вѣчно смѣялись онѣ надо мной и меня обижали: Мой сюртукъ очень длиненъ и цвѣтъ п сукно слишкомъ грубы, Волосы дурно причесаны и не завиты, какъ должно. Вздумалъ и я нарядиться, какъ тѣ молодые сидѣльцы, Что по праздникамъ въ домѣ у нихъ появляются, тѣ, что Цѣлое лѣто вертятся въ своей полушелковой тряпкѣ,— Только я рано довольно замѣтилъ насмѣшки ихъ снова; Это мнѣ стало обидно и гордость мою унижало. Больно мнѣ было: онѣ чистоту моихъ побужденій Не хотѣли понять и особенно Мина, меньшая. Къ нимъ на Святой я ходилъ съ послѣднимъ моимъ посѣщеньемъ. Новый сюртукъ, что теперь наверху въ гардеробѣ повѣшенъ, Былъ на мнѣ п завилъ волоса я не хуже другого. Только вошелъ я, онѣ засмѣялись; но я не смутился. За клавикордами Мина спдѣла, отецъ ихъ былъ тутъ же. Онъ съ удовольствіемъ слушалъ, какъ пѣла любезная дочка. Многаго въ пѣснѣ понять я не могъ и не зналъ, что такое, Только часто я слышалъ Памина п часто Тампно. Я не хотѣлъ быть нѣмымъ и, только окончилось пѣнье, О содержаньи его и объ этихъ двухъ лицахъ спросилъ я. Всѣ замолкли, смѣясь, но отецъ отвѣчалъ мнѣ: «Ты, вѣрно,
