ГЕРМАНЪ и ДОРОТЕЯ. IX.
И теперь вспоминаю, когда любовь мнѣ готовитъ Чудный удѣлъ и надежда врата предо мной отверзаетъ. О, прости мнѣ, мой другъ, что, твою даже чувствуя руку, Я дрожу. Мореходцу, вошедшему въ пристань, невольно Кажется, будто твердыня земли колеблется тоже». Такъ сказала она и вмѣстѣ кольца надѣла. Ей на это женихъ отвѣчалъ въ благородномъ волненьи: «Тѣмъ прочнѣй, Доротея, да будетъ при общемъ смятеньи Нашъ союзъ. Мы будемъ другъ друга держаться Крѣпко и такъ же крѣпко стоять за наши владѣнья. Тотъ, кто въ смутное время самъ колеблется духомъ, Зло умножаетъ и средства ему даетъ разрастаться; Кто же незыблемъ въ душѣ, тотъ собственный міръ созидаетъ Нѣмцамъ вовсе нейдетъ волненіе страшной тревоги Распространять, а самимъ и туда и сюда подаваться: Это наше, должны мы сказать и поддерживать слово. И понынѣ еще превозносятъ рѣшимость народовъ, Бога, законы, родителей, женъ и дѣтей защищавшихъ, Если даже они, сражаясь съ отвагою, пали. Ты моя — и мое отнынѣ моимъ стало дважды. Не съ тоскою и страхомъ беречь и блюсти его стану, Но съ отвагой и силой. И если бъ теперь непріятель, Или впередъ намъ грозилъ, сама снаряди меня въ битву: Буду я знать, что ты блюдешь за родительскимъ домомъ. О, я смѣло въ ту пору грудью враговъ повстрѣчаю! И если бъ каждый думалъ, какъ я, то сила бъ возстала Противъ силы и миръ насъ всѣхъ обрадовалъ вскорѣ».
