жить ему то, что можетъ быть (думалъ Фигнеръ) отъ него скрывали. Онъ объяснилъ въ своемъ замѣчаніи, что во всѣхъ боевыхъ позиціяхъ прошедшихъ кампаній, слабость лѣвыхъ фланговъ нашихъ армій всегда заставляла непріятеля устремлять на нихъ главныя свои силы, и чрезъ то достигать вѣрной побѣды. Переписавши на бѣло свое военное замѣчаніе, Фигнеръ выбрился, пригладилъ голову и поѣхалъ въ главную квартиру. Онъ былъ тогда въ какомъ-то энтузіазмѣ.
Между тѣмъ въ главной квартирѣ составился военный совѣтъ изъ всѣхъ старшихъ Генераловъ, и Фельдмаршалъ рѣшилъ войскамъ ретироваться, а Москву оставить непріятелю—для его погибели. Отдать безъ боя древнюю столицу Имперіи, могъ только одинъ Фельдмаршалъ Князь Кутузовъ, какъ истинный сынъ Россіи, вскормленный ея сосцами; всякой другой полководецъ, въ народномъ мнѣніи былъ-бы признанъ за эту жертву явнымъ измѣнникомъ. Такъ, для спасенія цѣлой націи, великая жертва позволительна, если она предложена отъ перваго, избраннаго защитника.
Ввечеру Фигнеръ возвратился въ лагерь, и съ удовольствіемъ разсказывалѣ, какъ ласково принялъ его Фельдмаршалъ, хотя
