ній; наконецъ, прибавя рыси, пустился скакать въ сторону отъ дороги съ большою осмотрительностію. Проѣхавши версты три, я увидѣлъ вдали огни; но какъ удостовѣриться чьи они, наши, или непріятельскіе? Для этого надлежало мнѣ своротить еще къ кустарникамъ; я сталъ пробираться по-маленьку, минуя пикеты, все ближе и ближе къ огнямъ; наконецъ, саженяхъ въ десяти, по длиннымъ пикамъ и говору, узналъ своихъ Казаковъ. Удовольствіе мое было неизъяснимо. Я въѣхалъ къ нимъ такъ тихо, что они меня не замѣтили, и тотчасъ спросилъ, не Дохтурова-ли Корпуса?—Получивъ подтвердительный отвѣтъ, велѣлъ провести себя къ Генералу. Была глухая полночь, и луна спряталась въ облака. Войска, казалось, недавно пришли, и Генералъ спалъ въ сараѣ. Меня встрѣтилъ его адъютантъ, которому я подалъ пакетъ, и требовалъ, чтобъ онъ разбудилъ Генерала. Дохтуровъ проснулся при мнѣ, велѣлъ подать свѣчу, и прочитавъ бумагу сказалъ: «Экъ они встревожились! скажи, братецъ: я цѣлъ и здоровъ. Дубельтъ! напиши отвѣтъ!» Дубельтъ, адъютантъ, пошелъ въ свой сарай и принялся писать. Тутъ узналъ я, что въ послѣдней сшибкѣ арріергарда этого Корпуса на р. Сквирѣ, Маріупольскіе гуса-
