чей, бросает работу и, виновато улыбаясь, говорит мне:
— Извините меня, пожалуйста, на минутку хочу прилечь…
Он уходит в свою комнатку, падает на кровать и крепко засыпает. В доме раздается густой храп спящего.
Набираюсь храбрости и, заперев за собой снаружи дверь, выхожу на улицу.
Иду по скованному морозом городу. Чувствую себя свободным. Не ощущаю над собой тяжелого дыхания сумасшедшего Перельмана и, бодро шатая по незнакомым улицам, запоминаю все, что бросается мне в глаза. Мороз бодрит и ускоряет мой шаг.
Попадаю на Вокзальную улицу и здесь вспоминаю о Хане Ципкес. Еще несколько минут, и я переступаю порог еврейского ночлежного приюта.
Хане встречает меня с приветливостью доброй знакомой.
— Как это случилось, что вы днем свободны?
И при этом смех плещется в ее черных глазах.
— Ну, зайдемте ко мне, — скороговоркой добавляет она и ведет меня в свою комнату.
Здесь скромно, уютно и чисто. Широкая кровать, украшенная кружевным покрывалом и белой горкой подушек, пузатый комод, овальный стол перед диваном, два
