себѣ только тотъ, кто терпѣлъ на морѣ подобное возмущеніе, на которое морской человѣкъ не долженъ бы ни какъ жаловаться, естьли бы оно не сопровождалось холодомъ, угнѣтавшимъ насъ всѣхъ до крайности. Термометръ показывалъ на шканцахъ только четверть градуса выше точки замерзанія; въ каютѣ моей въ продолженіи двухъ недѣль стояла ртуть въ термометрѣ всегда почти на трехъ градусахъ; однажды только показывала нѣсколько выше 512. Посему судить можно, что каждый изъ насъ радовался лучамъ солнечнымъ и поспѣшалъ на верхъ, чтобы сколько нибудь обогрѣться. Парусы, платье и постели развѣсили для сушенья, бывшаго весьма нужнымъ, не взирая на то, что изъ каждой вахты опредѣлилъ я прежде того нарочнаго, долженствовавшаго по смѣнѣ съ оной сушить мокрое платье на кухнѣ. Сверхъ того приказывалъ я, какъ скоро только качка корабля позволяла, разводить огонь всякой день въ нижней палубѣ, гдѣ было тогда теплѣйшее и пріятнѣйшее на кораблѣ мѣсто. Въ сіе жъ время отправляемы были и другія немаловажныя работы. Во время шторма примѣтили мы течь въ носу корабля нашего; почему и опустили на веревкѣ Тиммермана, которой скоро нашелъ поврежденную доску внѣшней обшивки и укрѣпилъ оную свинцовымъ листомъ. Канаты отъ якорей отвязали, кои изъ предосторожности оставили до тѣхъ поръ, пока обойдемъ землю Штатовъ и коихъ по сіе время отвязать было не возможно. День сей такъ же намъ благопріятствовалъ для наблюденій нашихъ. Трое сутокъ уже не опредѣляли мы ни широты, ни долготы; теперь мы узнали, что во время шторма увлекло
