съ яблоками, мелкими и невкусными; но вѣдь это были первыя яблоки, они были единственныя, явившіяся послѣ переѣзда черезъ пустыню, — такъ можно-ли было разбирать и выбирать; мы купили всѣ и отправились въ путь. Дорога вскорѣ стала подниматься съ пригорка на пригорокъ; лошадь у меня была превосходная; она легко и бодро, точно на крыльяхъ, взлетала на нихъ; а когда лошадь такъ идетъ, то и самому кажется, что не ѣдешь, а несешься подобно вѣтру, такъ легко и плавно. Миновавъ много пригорковъ и долинъ, обогнавъ телѣги и оставивъ ихъ далеко за собой, я мигомъ поднялся еще на одинъ высокій холмъ, ничего не ожидая увидать за нимъ, кромѣ такихъ же холмовъ, — и вдругъ былъ пораженъ неожиданной перемѣной въ характерѣ мѣстности. Остановилъ лошадь и заглядѣлся на открывшійся передо мною видъ, простой, но очаровательный своею безпредѣльностью: почти отъ самаго подножія холма, на которомъ я остановился, передо мною, далеко внизу, вдругъ открылась поверхность огромнаго озера, окаймленнаго зелеными берегами; съ одной стороны, они постепенно поднимались къ окрестнымъ холмамъ, а съ другой — уходили вдаль, гдѣ надъ ними возвышалась голубая гряда невысокихъ горъ. Вода въ озерѣ была спокойна и гладка и лишь мѣстами вѣтеръ рябилъ зеркальную гладь озера, проводя по ней тонкіе штрихи бирюзоваго цвѣта. Это было второе изъ двухъ озеръ Цаганъ-Норъ, которыя монголы называютъ по какому-то повѣрью родными братьями. Холмъ былъ очень высокъ и спускался къ равнинѣ весьма отлогой покатостью, окончаніе которой на равнинѣ было такъ далеко отъ вершины, что, несмотря на хорошее зрѣніе, я едва могъ разглядѣть двигавшіяся тамъ чьи-то телѣги. Эта равнина, кромѣ своихъ величественныхъ размѣровъ, производила еще сильное впечатлѣніе той торжественной тишиной, какая царила надъ нею и надъ озеромъ. Но картина слишкомъ мертва; въ ней, при общемъ взглядѣ, нигдѣ не видно живыхъ существъ; точно смотришь на землю въ ту эпоху, когда были только „отдѣлены воды отъ земли и последней повелѣно произвести растенія. Только всматриваясь внимательнѣе, разглядишь гдѣ-нибудь орла, сидящаго на темно-сѣромъ камнѣ, какихъ тутъ много разсѣяно по склонамъ холмовъ, да чуть бѣлѣющія вдали юрты, къ которымъ я и направился.
Вся равнина покрыта ярко-зеленой травой, тонкой и гладкой, какъ волосы на давно не бритой головѣ ламы; только изрѣдка на ней попадаются отдѣльные кусты чія и мѣстами
