не могу понять. Но онъ повторялъ одно слово инотэнки, начиная досадовать и наконецъ закончилъ такими словами:
„Ты сываю сыло̀фа нисына́ша, наша сыло́фа нисынаша, кака сы тапо́й кавали́ мо́шана! Сы тапой кавали́ нилися́“, и ушелъ.
Это я понялъ. Ты, значить, своего языка не знаешь, нашего не знаешь, какъ же съ тобою говорить можно. Съ тобой говорить нельзя. Предыдущее же недоразумѣніе объяснилось тѣмъ, что онъ искалъ нашего переводчика, котораго зовутъ Иннокентій. Хотя это и близко къ инотэнки, тѣмъ не менѣе трудно было догадаться, — особенно когда онъ произносилъ только одно это слово. Но, несмотря на подобныя невыгодныя для бесѣды условія, съ перваго до послѣдняго дня нашего двухъ-недѣльнаго пребыванія въ Кяхтѣ посѣщенія китайцевъ не прекращались, и если не повторялись также часто и въ такомъ числѣ посѣтителей, какъ въ первые дни, то только потому, что мы принуждены были отдать приказаніе не пускать ихъ къ намъ во всякое время. — Эти дѣти природы, не связанные приличіями, въ своей безграничной наивности и безцеремонной простотѣ скоро стали надоѣдать намъ, мѣшать не только заниматься, но даже обѣдать и спать. Что́бы мы ни дѣлали, въ какихъ бы костюмахъ ни заставали они насъ, они входили въ комнату садились на стулья, на кровати или куда попало, и сидѣли, кой что спрашивая или предлагая купить у нихъ что-нибудь, а то и совсѣмъ молча; тогда они разсматривали и трогали платье и всякія вещи, невиданныя ими прежде. Но не смотря на эти непріятныя манеры, они мнѣ нравились и не переставали интересовать очень сильно. Они были чрезвычайно похожи на любознательныхъ, незастѣнчивыхъ дѣтей, которыя все осматриваютъ, обо всемъ разспрашиваютъ и обращаются съ незнакомымъ человѣкомъ въ первый же разъ, какъ съ старымъ пріятелемъ. Не нравились они мнѣ и были въ тягость также, какъ дѣти неблаговоспитанные, не знающіе ничему мѣры, ни приличій, ни скромности, — надоѣдающіе и не способные сами понять это. — Впрочемъ считаю нужнымъ теперь же сдѣлать замѣчаніе, что подобное безцеремонное посѣщеніе незнакомыхъ вовсе не есть обычная черта китайцевъ; это только особенность май-май-чэнцевъ и виноваты въ этомъ, конечно, сами русскіе, живующіе въ Кяхтѣ, тѣмъ, что дали имъ полную волю, а тѣ только воспользовались ею.
Гостепріимные жители Кяхты устроили для нашаго пріема
