разбивали вьюки. Ямщики же, какъ я уже говорилъ и раньше, страшные трусы, боятся раздурѣвшихъ лошадей и бѣгутъ отъ нихъ прочь съ неистовымъ крикомъ «а-а-а»…
Хронометры я помѣстилъ на отдѣльной отъ каравана смирной лошади и съ отдѣльнымъ ямщикомъ. Уложены они были въ особый ящикъ на пружинахъ, обитый войлокомъ и кожей и въ такомъ видѣ прикрѣплялись на мягкихъ подмосткахъ на спинѣ лошади. Эта лошадь тщательно нами охранялась и поэтому съ хронометрами за весь путь ни одного раза аваріи не было.
Когда лошади уставали, тогда они не только не дурѣли, но и вовсе отказывались идти впередъ.
Случалось намъ ѣхать верхомъ безъ отдыха и безъ сна по трое сутокъ подрядъ и болѣе, тогда ямщики и казакъ-проводникъ нашъ обезсиливали и подъ разными предлогами не хотѣли насъ везти дальше. Что касается меня и Толмачева, то мы оказались гораздо выносливѣе ямщиковъ, потому ли, что мы вообще объ усталости не думали, а заботились только о томъ, чтобы какъ можно скорѣе проскочить рѣки до ихъ вскрытія или потому, что мы дѣйствительно были крѣпче ихъ, во всякомъ случаѣ мы еще кое-какъ держались на лошадяхъ и ѣхать могли. Убивало насъ еще одно обстоятельство: порою тепло вдругъ смѣнялось морозомъ, наледи стягивало тонкимъ льдомъ и подмораживало дорогу, это обстоятельство заставляло насъ бросать некованныхъ лошадей (о ковкѣ здѣсь понятія не имѣютъ), не могущихъ идти по скользкой дорогѣ, и искать оленей. Такая операція обыкновенно продолжалась долго, до тѣхъ поръ, пока проводники не походятъ съ присущей имъ лѣнью по улусамъ столько времени, сколько имъ нужно, для того, чтобы выспаться и наговориться вдоволь съ своими друзьями. Въ этомъ случаѣ ни тройные прогоны, которые мы имъ платили, ни открытыя предписанія высшаго начальства, ни наши грозныя требованія не помогали дѣлу, единственно что насъ тутъ выручало такъ это берданки И. П. Толмачева, которыя онъ везъ съ собой для чукчей. За берданку якутъ съ удовольствіемъ дѣлалъ все и былъ любезенъ до приторности. Купцы здѣсь распространяютъ берданки по 30—40 рублей за штуку, тогда какъ Толмачевъ уступалъ ее съ сотней патроновъ за 10 рублей и даже дешевле.
На этомъ трактѣ станція отъ станціи расположены далеко, отъ 50 до 100 верстъ и болѣе. Благодаря распутицѣ, олени на станціяхъ уже были сняты, какъ зимняя почта, а лошади, составляющія лѣтнюю почту, — еще не были поставлены, да ихъ, кажется,
разбивали вьюки. Ямщики же, как я уже говорил и раньше, страшные трусы, боятся раздуревших лошадей и бегут от них прочь с неистовым криком «а-а-а»…
Хронометры я поместил на отдельной от каравана смирной лошади и с отдельным ямщиком. Уложены они были в особый ящик на пружинах, обитый войлоком и кожей и в таком виде прикреплялись на мягких подмостках на спине лошади. Эта лошадь тщательно нами охранялась и поэтому с хронометрами за весь путь ни одного раза аварии не было.
Когда лошади уставали, тогда они не только не дурели, но и вовсе отказывались идти вперед.
Случалось нам ехать верхом без отдыха и без сна по трое суток подряд и более, тогда ямщики и казак-проводник наш обессиливали и под разными предлогами не хотели нас везти дальше. Что касается меня и Толмачева, то мы оказались гораздо выносливее ямщиков, потому ли, что мы вообще об усталости не думали, а заботились только о том, чтобы как можно скорее проскочить реки до их вскрытия или потому, что мы действительно были крепче их, во всяком случае мы еще кое-как держались на лошадях и ехать могли. Убивало нас еще одно обстоятельство: порою тепло вдруг сменялось морозом, наледи стягивало тонким льдом и подмораживало дорогу, это обстоятельство заставляло нас бросать некованых лошадей (о ковке здесь понятия не имеют), не могущих идти по скользкой дороге, и искать оленей. Такая операция обыкновенно продолжалась долго, до тех пор, пока проводники не походят с присущей им ленью по улусам столько времени, сколько им нужно, для того чтобы выспаться и наговориться вдоволь с своими друзьями. В этом случае ни тройные прогоны, которые мы им платили, ни открытые предписания высшего начальства, ни наши грозные требования не помогали делу, единственно что нас тут выручало так это берданки И. П. Толмачева, которые он вез с собой для чукчей. За берданку якут с удовольствием делал все и был любезен до приторности. Купцы здесь распространяют берданки по 30—40 рублей за штуку, тогда как Толмачев уступал ее с сотней патронов за 10 рублей и даже дешевле.
На этом тракте станция от станции расположены далеко, от 50 до 100 верст и более. Благодаря распутице олени на станциях уже были сняты как зимняя почта, а лошади, составляющие летнюю почту, еще не были поставлены, да их, кажется,
