И тамъ, въ торжественной пустынѣ,
Лишь ты постигнулъ до конца —
Простертыхъ крыльевъ блескъ павлиній
И скорбь эдемскаго лица!
И там, в торжественной пустыне,
Лишь ты постигнул до конца —
Простертых крыльев блеск павлиний
И скорбь эдемского лица!
Твои стихи поютъ какъ звучный
Въ лѣсу стремящійся ручей;
Съ нимъ незабудки неразлучны
И тѣни зыбкія вѣтвей.
Порой, при мѣсяцѣ, глядится
Въ него косматый лѣсовикъ,
И въ немъ давно купать копытца
Чертенокъ маленькій привыкъ.
Однажды въ годъ, въ святой Сочельникъ,
Сіяетъ Ангелъ надо льдомъ,
И скачутъ зайцы черезъ ельникъ,
Испуганы живымъ лучомъ.
Не всѣмъ, быть можетъ, внятенъ ропотъ
Въ лѣсу звенящихъ, тихихъ струй:
Ихъ заглушаетъ жизни топотъ,
Крикъ битвы, страстный поцѣлуй.
Твои стихи поют как звучный
В лесу стремящийся ручей;
С ним незабудки неразлучны
И тени зыбкие ветвей.
Порой, при месяце, глядится
В него косматый лесовик,
И в нем давно купать копытца
Чертенок маленький привык.
Однажды в год, в святой Сочельник,
Сияет Ангел надо льдом,
И скачут зайцы через ельник,
Испуганы живым лучом.
Не всем, быть может, внятен ропот
В лесу звенящих, тихих струй:
Их заглушает жизни топот,
Крик битвы, страстный поцелуй.
