Отступи, какъ отливъ, все дневное, пустое волненье,
Одиночество, стань, словно мѣсяцъ, надъ часомъ моимъ!
Слышу, тихо грохочутъ съ волной уходящей каменья,
Вижу, алый закатный туманъ превращается въ дымъ.
То въ алмазныхъ вѣнцахъ, то въ вѣнкахъ полевыхъ маргаритокъ,
То въ одеждахъ рабынь, то въ багряныхъ плащахъ королевъ,
То, какъ вѣтеръ, смѣясь, то съ лицомъ утомленнымъ отъ пытокъ,
Вкругъ меня наклоняется хоръ возвратившихся дѣвъ.
Взоръ вашъ ласковъ, какъ прежде, и шагъ, какъ бывало, размѣренъ…
Значитъ, тотъ я, что былъ, если прошлый мнѣ міръ возвращенъ:
Подходите, шепчите: я былъ вамъ, и буду вамъ — вѣренъ,
Никому не открою я вашихъ священныхъ именъ!
Къ вашимъ ласковымъ пальцамъ прижму воспаленныя вѣки,
Къ вашимъ грудямъ знакомымъ устало прильну головой…
Сестры! нѣжныя сестры! я въ дѣтствѣ вамъ клялся навѣки,
Только съ вами я счастливъ, и только межъ вами я свой!
Отступи, как отлив, все дневное, пустое волненье,
Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Слышу, тихо грохочут с волной уходящей каменья,
Вижу, алый закатный туман превращается в дым.
То в алмазных венцах, то в венках полевых маргариток,
То в одеждах рабынь, то в багряных плащах королев,
То, как ветер, смеясь, то с лицом утомленным от пыток,
Вкруг меня наклоняется хор возвратившихся дев.
Взор ваш ласков, как прежде, и шаг, как бывало, размерен…
Значит, тот я, что был, если прошлый мне мир возвращен:
Подходите, шепчите: я был вам, и буду вам — верен,
Никому не открою я ваших священных имен!
К вашим ласковым пальцам прижму воспаленные веки,
К вашим грудям знакомым устало прильну головой…
Сестры! нежные сестры! я в детстве вам клялся навеки,
Только с вами я счастлив, и только меж вами я свой!
