Кто чувствовалъ, того тревожитъ
Призракъ не возвратимыхъ дней:
Тому ужъ нѣтъ очарованій,
Того змія воспоминаній,
Того раскаянье грызетъ.
Все это часто придаетъ
Большую прелесть разговору.
Сперва Онѣгина языкъ
Меня смущалъ; но я привыкъ
Къ его язвительному спору,
И къ шуткѣ, съ желчью пополамъ,
И злости мрачныхъ эпиграммъ.
Какъ часто лѣтнею порою,
Когда прозрачно и свѣтло
Ночное небо надъ Невою[1],
И водъ веселое стекло
Не отражаетъ ликъ Діаны,
Воспомня прежнихъ лѣтъ романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, безпечны вновь,
- ↑ Читатели помнятъ прелестное описанiе Петербургской ночи въ идилліи Гнѣдича:
«Вотъ ночь: но не меркнутъ златистыя полосы облакъ.
Безъ звѣздъ и безъ мѣсяца вся озаряется дальность,
На взморьѣ далекомъ сребристыя видны вѣтрила
Чуть видныхъ судовъ, какъ по синему небу плывущихъ.
Сіяньемъ безсумрачнымъ небо ночное сіяетъ,
И пурпуръ заката сливается съ златомъ востока:
Какъ будто денница за вечеромъ слѣдомъ выводитъ
Румяное утро. Была то година златая,
Какъ лѣтніе дни похищаютъ владычество ночи;
Какъ взоръ иноземца на сѣверномъ небѣ плѣняетъ
Слiянье волшебное тѣни и сладкаго свѣта,
Какимъ иногда не украшено небо полудня;
Та ясность, подобная прелестямъ сѣверной дѣвы,
Которой глаза голубые и алыя щеки
Едва стѣняются русыми локонъ волнами.
Тогда надъ Невой и надъ пышнымъ Петрополемъ видятъ
Безъ сумрака вечеръ и быстрыя ночи безъ тѣни;
Тогда Филомела полночныя пѣсни лишь кончитъ,
И пѣсни заводитъ, привѣтствуя день восходящій.
Но поздно; повѣяла свѣжесть на Невскія тундры;
Роса опустилась; ...............
Вотъ полночь; шумѣвшая вечеромъ тысячью веселъ,
Нева не колыхнетъ; разъѣхались гости градскіе;
Ни гласа на брегѣ, ни зыби на влагѣ, все тихо:
Лишь изрѣдка гулъ отъ мостовъ пробѣжитъ надъ водою,
Лишь крикъ протяженный изъ дальней промчится деревни,
Гдѣ въ ночь окликается ратная стража со стражей.
Все спитъ ....................