ли падать въ цѣнѣ, а погода стала благопріятнѣе.
Такъ какъ Пантагрюэль ничего не отвѣчалъ, то Панургъ продолжалъ:
— Право слово, когда я хорошенько подумаю, вы меня обижаете, упрекая меня за долги и кредиторовъ. Боже, какъ разъ въ этомъ отношеніи я считаю себя великимъ, достопочтеннымъ и грознымъ, тѣмъ, что вопреки мнѣнію всѣхъ философовъ, утверждающихъ, что изъ ничего не создается ничего, я — не имѣя ровно ничего, никакого первоначальнаго вещества — оказался творцомъ и создателемъ. Что я создалъ? А какъ же! Прекрасныхъ и добрыхъ кредиторовъ. Кредиторы — буду стоять на томъ до костра исключительно — прекрасныя и добрыя созданія. Кто не даетъ взаймы, тотъ скверная и дурная тварь, исчадіе ада. Что я сотворилъ? А долги-то! О, рѣдкая и античная красота. Долги, говорю я, превосходящіе число слоговъ, которые можно составить изъ всѣхъ гласныхъ и согласныхъ, и которые, во время оно, проектировалъ сосчитать благородный Ксенократъ. Если вы будете судить о превосходствѣ должниковъ по численности ихъ кредиторовъ, то не впадете въ ариѳметическую ошибку. Повѣрьте, что мнѣ очень пріятно, когда каждое утро я вижу вокругъ себя этихъ смиренныхъ, услужливыхъ кредиторовъ, не скупящихся на поклоны. И когда замѣчаю, что случись мнѣ привѣтливѣе улыбнуться кому-нибудь изъ нихъ или получше угостить чѣмъ другихъ, то плутъ сейчасъ же вообразитъ, что на его улицѣ праздникъ и я, прежде чѣмъ другимъ, уплачу ему свой долгъ, и онъ принимаетъ мою улыбку за чистую монету, — мнѣ представляется, что я играю роль Бога на представленіи Страстей Господнихъ въ Сомюрѣ, — окруженнаго ангелами и херувимами. Это мои кандидаты, мои паразиты, мои льстецы, мои прорицатели, мои неизмѣнные панегиристы. И право же я думаю, что гора геройской добродѣтели, описанная Гезіодомъ, состояла изъ долговъ и изъ смертныхъ, стремившихся взобраться на нее. Я успѣшнѣе всѣхъ совершилъ это. Немногіе взбираются на нее вслѣдствіе трудности пути, такъ какъ теперь у всѣхъ появилось страстное желаніе и развился волчій аппетитъ къ дѣланію долговъ и размноженію кредиторовъ. Между тѣмъ не всякій умѣетъ стать должникомъ; не всякій найдетъ кредиторовъ. И вы хотите лишить меня этого высшаго благополучія; вы спрашиваете меня: когда я освобожусь отъ долговъ? А я-то, клянусь св. Баболеномъ, всю жизнь считалъ, что долги — наилучшая связь между небомъ и землей, единственное звено между людьми, безъ котораго, я утверждаю, всѣ люди въ скоромъ времени погибли бы. Это по преимуществу та великая душа вселенной, которая, по словамъ академиковъ, оживляетъ всѣ вещи. Что это дѣйствительно такъ, представьте только себѣ мысленно любой міръ, изъ тридцати, измышленныхъ философомъ Метродоромъ[1], въ которомъ не было бы ни должниковъ, ни кредиторовъ. Міръ безъ долговъ? Да въ немъ нарушилось бы правильное теченіе свѣтилъ и воцарился бы хаосъ. Все пришло бы въ смятеніе. Юпитеръ, не считая себя должникомъ Сатурна, низложилъ бы его изъ его сферы и въ своей гомерической цѣпи спуталъ бы всѣ умы, всѣхъ боговъ, небеса, демоновъ, геніевъ, героевъ, діаволовъ, землю, море, всѣ стихіи. Сатурнъ, соединившись съ Марсомъ, привелъ бы вселенную въ полнѣйшій безпорядокъ. Меркурій не захотѣлъ бы служить другимъ богамъ, не захотѣлъ бы болѣе быть ихъ Камилломъ, какъ его называли на этрурскомъ языкѣ[2], потому что онъ бы не былъ имъ долженъ. Венеру перестали бы уважать, потому что она ничего не давала бы людямъ. Луна стала бы кровавой и темной. Съ какой стати солнце удѣляло бы ей свой свѣтъ? Оно вѣдь не было бы должно свѣтить и не освѣщало бы также и земли. Свѣтила не оказывали бы на нее никакого добраго вліянія. Земля
ли падать в цене, а погода стала благоприятнее.
Так как Пантагрюэль ничего не отвечал, то Панург продолжал:
— Право слово, когда я хорошенько подумаю, вы меня обижаете, упрекая меня за долги и кредиторов. Боже, как раз в этом отношении я считаю себя великим, достопочтенным и грозным, тем, что вопреки мнению всех философов, утверждающих, что из ничего не создается ничего, я — не имея ровно ничего, никакого первоначального вещества — оказался творцом и создателем. Что я создал? А как же! Прекрасных и добрых кредиторов. Кредиторы — буду стоять на том до костра исключительно — прекрасные и добрые создания. Кто не дает взаймы, тот скверная и дурная тварь, исчадие ада. Что я сотворил? А долги-то! О, редкая и античная красота. Долги, говорю я, превосходящие число слогов, которые можно составить из всех гласных и согласных, и которые, во время оно, проектировал сосчитать благородный Ксенократ. Если вы будете судить о превосходстве должников по численности их кредиторов, то не впадете в арифметическую ошибку. Поверьте, что мне очень приятно, когда каждое утро я вижу вокруг себя этих смиренных, услужливых кредиторов, не скупящихся на поклоны. И когда замечаю, что случись мне приветливее улыбнуться кому-нибудь из них или получше угостить чем других, то плут сейчас же вообразит, что на его улице праздник и я, прежде чем другим, уплачу ему свой долг, и он принимает мою улыбку за чистую монету, — мне представляется, что я играю роль Бога на представлении Страстей Господних в Сомюре, — окруженного ангелами и херувимами. Это мои кандидаты, мои паразиты, мои льстецы, мои прорицатели, мои неизменные панегиристы. И право же я думаю, что гора геройской добродетели, описанная Гезиодом, состояла из долгов и из смертных, стремившихся взобраться на нее. Я успешнее всех совершил это. Немногие взбираются на нее вследствие трудности пути, так как теперь у всех появилось страстное желание и развился волчий аппетит к деланию долгов и размножению кредиторов. Между тем не всякий умеет стать должником; не всякий найдет кредиторов. И вы хотите лишить меня этого высшего благополучия; вы спрашиваете меня: когда я освобожусь от долгов? А я-то, клянусь св. Баболеном, всю жизнь считал, что долги — наилучшая связь между небом и землей, единственное звено между людьми, без которого, я утверждаю, все люди в скором времени погибли бы. Это по преимуществу та великая душа вселенной, которая, по словам академиков, оживляет все вещи. Что это действительно так, представьте только себе мысленно любой мир, из тридцати, измышленных философом Метродором[1], в котором не было бы ни должников, ни кредиторов. Мир без долгов? Да в нём нарушилось бы правильное течение светил и воцарился бы хаос. Всё пришло бы в смятение. Юпитер, не считая себя должником Сатурна, низложил бы его из его сферы и в своей гомерической цепи спутал бы все умы, всех богов, небеса, демонов, гениев, героев, диаволов, землю, море, все стихии. Сатурн, соединившись с Марсом, привел бы вселенную в полнейший беспорядок. Меркурий не захотел бы служить другим богам, не захотел бы более быть их Камиллом, как его называли на этрурском языке[2], потому что он бы не был им должен. Венеру перестали бы уважать, потому что она ничего не давала бы людям. Луна стала бы кровавой и темной. С какой стати солнце уделяло бы ей свой свет? Оно ведь не было бы должно светить и не освещало бы также и земли. Светила не оказывали бы на нее никакого доброго влияния. Земля
