религиозным экстазом. Ей уже известны результаты вскрытия мощей, поразившие ее, как громом.
Толпа стоит молча и сосредоточенно. Образовала очередь и терпеливо ждет впуска в лавру.
Уже первый час ночи, а площадь перед лаврой митингует. Образовались небольшие группы. Слышны страстные и волнующие споры. Религиозный перелом здесь переживается, видимо, со всею болезненностью.
Я прислушивался к этой стоустой людской молве. Если перед моментом вскрытия она вращалась вокруг чудес „преподобного“, то теперь, после вскрытия, когда туман рассеялся, эта молва вспоминала прежнюю, веселую и разгульную жизнь „святых отцов“: как богатели они, каких держали любовниц, как сбрасывали с монастырской башни изнасилованных женщин, какие оргии устраивали на Корсюковке, как угощали „монастырским квасом“ приезжавших из Москвы именитых купцов, как открыли в здании монастырской гостиницы ренсковой погреб, который через черный ход торговал напролет все ночи.
Представители волостей, которые до вскрытия мощей по отношению к религиозному вопросу были, что называется „ни холодны, ни горячи“, теперь, когда мощи были вскрыты, обратились с коллективной петицией к Исполкому:
— Требуем, чтобы мощи были в их настоящем виде оставлены на возможно более продолжительный срок. Мы об’ясним крестьянам. Пусть они сами придут и убедятся собственными глазами!
Это ходатайство Исполкомом было удовлетворено.
…„Все из’едено молью. Видны рыжего цвета волосы, ременный пояс… Поднимается пыль“…
Религиозному суеверию 11 апреля 1919 г. был нанесен во всяком случае серьезный удар. Каждому в этот день сделалось ясно, что гроб „преподобного“ торгашам-черноризцам был нужен только для того,
