но онъ былъ врагомъ аристократіи и своимъ ходатайствомъ за арестованныхъ думалъ снискать благоволеніе народа. Рѣчь Цезаря, при его рѣдкихъ качествахъ ума и сердца, не удивила-бъ никого, есди-бы уже тогда въ его головѣ не рождались тѣ великія предначертанія, которыя онъ привелъ въ исполненіе впослѣдствіи. На дѣлѣ, онъ презиралъ заговорщиковъ, отлично видѣлъ необдуманныя дѣйствія Сената и лишь для виду выказывалъ ревность къ законамъ, которые вскорѣ попралъ. Саллюстій разсказываетъ, что рѣчь его въ защиту арестованныхъ возбудила въ нѣкоторыхъ римскихъ всадникахъ такую ярость, что они, при выходѣ Цезаря изъ Сената, грозили ему мечами. Нѣсколько времени онъ не рисковалъ являться въ курію.
На сторону Цезаря склонился даже братъ Цицерона, Квинтъ. Никакого измѣненія во взглядахъ членовъ Сената не произвела и произнесенная тутъ-же четвертая рѣчь консула. Наконецъ, дѣдъ будущаго императора Тиберія, Тиб. Клавдій Неронъ предложилъ усилить охрану столицы, рѣшеніе-же участи заговорщиковъ отложить до тѣхъ поръ, пока не покончатъ съ шайкой Катилины. Новое мнѣніе также нашло себѣ много сторонниковъ; къ нему присоединился и Силанъ, заявившій, что высшей степенью наказанія для римскаго магистрата онъ считалъ тюремное заключеніе. Но вотъ поднялся съ мѣста молодой М. Порцій Катонъ, одна изъ чистѣйшихъ личностей въ исторіи Рима, республиканецъ душею и тѣломъ. Въ пламенной рѣчи онъ обвинялъ сенаторовъ въ малодушіи, даже заподозрѣвалъ самихъ ихъ въ соучастіи въ заговорѣ, яркими красками описалъ опасности, грозящія республикѣ, хвалилъ консула — и увлекъ всѣхъ на свою сторону. Сообщники Катилины были осуждены на смерть; имъ не дано было даже права апеллировать. Ихъ хотѣли даже подвергнуть конфискаціи имущества; но это предло-
