ница, я презрительница, но только не Христа и Его Церкви, а вашихъ, св. синодъ, безразсудствъ и вашего, отцы архипастыри, достойнаго проклятій собора 13 мая. А будучи сама исповѣдницею Распятаго, но презрительницею вашихъ и соборныхъ, и синодскихъ бредней, могу ли осуждать русскій православный народъ, осуждать старообрядчество, народный протестъ, который вы называете расколомъ? Гг. правительствующій сенатъ! Вотъ я во второй разъ крещусь двуперстно и съ симъ послѣ знаменіемъ вѣры въ Бога-Человѣка, съ этимъ символомъ любви къ Распятому, свидѣтельствую вамъ предъ Господомъ-сердцевѣдцемъ, что не допущу, чтобы въ имперіи, Всевышнимъ Промысломъ намъ ввѣренной, продолжать невѣжество, чтобы наше царствованіе и наше имя въ исторіи загрязнили безобразничества ихъ преосвященствъ. Крещусь въ третій разъ, въ третій разъ подтверждаю, что сіе наше намѣреніе будетъ нами исполнено, что не далѣе, какъ сегодня, и не позже, какъ въ это засѣданіе, русскій православный народъ получитъ полную свободу креста и обряда. Еще разъ обращаюсь къ вамъ, св. синодъ, уступите намъ, уступите доброму, любезно вѣрному намъ русскому народу его родное, отечественное и любезное имъ двуперстіе.
— Всемилостивѣйшая государыня! — отвѣчаетъ синодъ. — Съ благоговѣніемъ выслушали мы твое исповѣданіе, со смиреніемъ обличенія въ глубинѣ своихъ совѣстей мы признаемъ и безъ колебаній исповѣдуемъ святость двуперстія. Но здѣсь, въ общемъ собраніи, съ сенатомъ мы обязаны разсуждать не только какъ пастыри, но какъ государственные дѣятели и администраторы. Прими во вниманіе, государыня, невѣжество и грубость русскаго народа. Ежели и можетъ что его обуздывать, то это одна сила и страхъ. Какую же силу и какой страхъ можетъ чувствовать народъ къ правительству, которое именемъ Бога и Его Церкви изреченныя повелѣнія обращаетъ въ ничто, повелѣнія, которыя честно и грозно содержалъ цѣлый рядъ правительствъ? Твоя
ница, я презрительница, но только не Христа и Его Церкви, а ваших, св. синод, безрассудств и вашего, отцы архипастыри, достойного проклятий собора 13 мая. А будучи сама исповедницею Распятого, но презрительницею ваших и соборных, и синодских бредней, могу ли осуждать русский православный народ, осуждать старообрядчество, народный протест, который вы называете расколом? Гг. правительствующий сенат! Вот я во второй раз крещусь двуперстно и с сим после знамением веры в Бога-Человека, с этим символом любви к Распятому, свидетельствую вам пред Господом-сердцеведцем, что не допущу, чтобы в империи, Всевышним Промыслом нам вверенной, продолжать невежество, чтобы наше царствование и наше имя в истории загрязнили безобразничества их преосвященств. Крещусь в третий раз, в третий раз подтверждаю, что сие наше намерение будет нами исполнено, что не далее, как сегодня, и не позже, как в это заседание, русский православный народ получит полную свободу креста и обряда. Еще раз обращаюсь к вам, св. синод, уступите нам, уступите доброму, любезно верному нам русскому народу его родное, отечественное и любезное им двуперстие.
— Всемилостивейшая государыня! — отвечает синод. — С благоговением выслушали мы твоё исповедание, со смирением обличения в глубине своих совестей мы признаём и без колебаний исповедуем святость двуперстия. Но здесь, в общем собрании, с сенатом мы обязаны рассуждать не только как пастыри, но как государственные деятели и администраторы. Прими во внимание, государыня, невежество и грубость русского народа. Ежели и может что его обуздывать, то это одна сила и страх. Какую же силу и какой страх может чувствовать народ к правительству, которое именем Бога и Его Церкви изречённые повеления обращает в ничто, повеления, которые честно и грозно содержал целый ряд правительств? Твоя
