На другой день при свиданіи со своей племяницею тетка наединѣ сообщила ей придуманное ею испытаніе, прося держать это въ тайнѣ.
Въ тотъ же вечеръ, прогуливаясь, съ Церетели по саду, Ксенія сказала ему:
„— Вотъ какого рода испытаніе я на тебя налагаю: Ты долженъ въ эту ночь отколоть и принести сюда верхушку лысой горы, что близь Кіева. Если ты исполнишь это, я согласна быть твоей женой.“
Онъ просвѣтлѣлъ и тутъ же, простившись исчезъ.
— „А ты знаешь дитятко,—продолжала моя старая няня,—Іюльскія-то ночи очень коротки; и вотъ Ксеньюшка предложила отцу, тетѣ и старухѣ своей нянѣ не спать въ эту ночь и молиться Богу. Здѣсь-то Ксеньюшкѣ няня разсказала, что всѣ пѣвни и на селѣ и на дворѣ воеводы перестали пѣть: сѣлъ у нихъ типунъ на языкѣ—значитъ что-то не къ добру.“
— „Нашъ,—продолжала она,—голосистый монастырскій пѣвень прихворнулъ было, да я взбрызнула на него святой водицей, онъ выздоровѣлъ и горланилъ цѣлый день, недовольный,
На другой день при свидании со своей племяницею тетка наедине сообщила ей придуманное ею испытание, прося держать это в тайне.
В тот же вечер, прогуливаясь, с Церетели по саду, Ксения сказала ему:
«— Вот какого рода испытание я на тебя налагаю: Ты должен в эту ночь отколоть и принести сюда верхушку лысой горы, что близ Киева. Если ты исполнишь это, я согласна быть твоей женой.»
Он просветлел и тут же, простившись исчез.
— «А ты знаешь дитятко, — продолжала моя старая няня, — Июльские-то ночи очень коротки; и вот Ксеньюшка предложила отцу, тете и старухе своей няне не спать в эту ночь и молиться Богу. Здесь-то Ксеньюшке няня рассказала, что все певни и на селе и на дворе воеводы перестали петь: сел у них типун на языке — значит что-то не к добру.»
— «Наш, — продолжала она, — голосистый монастырский певень прихворнул было, да я взбрызнула на него святой водицей, он выздоровел и горланил целый день, недовольный,
