онъ далъ ему такую милость. Вдова радовалась и благодарила Бога, глядитъ она на своего сына милаго, любуется, радуется не на радуется, а какъ придетъ ей на память, что чрезъ три годочька должна она будетъ съ нимъ проститься, отпустить его, отпустить-бы это ничего, да вѣдь отпустить-то куды, въ когти лукаваго. Какъ это ей придетъ на умъ, такъ она и всплеснетъ руками и зальется, завопитъ, заголоситъ, начнетъ причитать; а слезы какъ ручей изъ глазъ такъ и польются. Частенько это случалось, частенько замѣчалъ и сынъ, что мать невѣсть съ чего плачетъ, невѣсть съ чего вдругъ заголоситъ, завопитъ, упадетъ на столъ да такъ и лежитъ какъ мертвая, а иную пору и наполъ упадетъ, голову ушибетъ и лежитъ какъ мертвая, сыну ужъ водой разъ десять приходилось ее отпаивать.
Въ одинъ вечеръ, сынъ сидѣлъ съ матерью за ужиномъ, похлѣбалъ онъ немножко щецъ да вѣрно не хотѣлъ болѣе, что ложку на столъ положилъ, не ѣстъ, подперъ голову руками да и поглядываетъ на мать.
— Что-же дитятко мое милое не похлѣбаешь еще щей-то?
— Да не хочется матушка!
— Похлѣбай родимый мой, голубочикъ, ска-
он дал ему такую милость. Вдова радовалась и благодарила Бога, глядит она на своего сына милого, любуется, радуется не нарадуется, а как придёт ей на память, что чрез три годочка должна она будет с ним проститься, отпустить его, отпустить бы — это ничего, да ведь отпустить-то куды, в когти лукавого. Как это ей придёт на ум, так она и всплеснёт руками и зальётся, завопит, заголосит, начнёт причитать; а слёзы, как ручей из глаз, так и польются. Частенько это случалось, частенько замечал и сын, что мать невесть с чего плачет, невесть с чего вдруг заголосит, завопит, упадёт на стол да так и лежит как мёртвая, а иную пору и на пол упадёт, голову ушибёт и лежит как мёртвая, сыну уж водой раз десять приходилось её отпаивать.
В один вечер сын сидел с матерью за ужином, похлебал он немножко щец да, верно, не хотел более, что ложку на стол положил, не ест, подпёр голову руками да и поглядывает на мать.
— Что же, дитятко моё милое, не похлебаешь ещё щей-то?
— Да не хочется, матушка!
— Похлебай, родимый мой голубочек, — ска-
