въ нашихъ мѣстахъ, тотчасъ по уборкѣ сѣна, на луга пускаютъ скотъ на подножный кормъ. Это время самое утомительное для рабочихъ и потому, скрѣпя сердце, иногда проходишь молчаніемъ небольшіе побои и потравы, причиненные въ ночномъ собственными лошадьми, подъ надзоромъ истомленныхъ дневными трудами рабочихъ. Когда у васъ не будетъ потравъ со стороны сосѣдей, явится травосѣнніе и съ нимъ ночное продовольствіе рабочихъ лошадей на конюшнѣ, кошенымъ кормомъ. Тогда прекратится и нелѣпая, обременительная для рабочихъ, гоньба въ ночное, отрадная для однихъ конокрадовъ. Но скоро ли наступитъ для русскаго земледѣлія это вожделѣнное время? Недѣли черезъ двѣ послѣ уборки сѣна я узналъ, что ночью наши лошади надѣлали слѣдовъ по ржи. Я велѣлъ подтвердить рабочимъ о болѣе бдительномъ надзорѣ; но не дѣлалъ изъ этого никакой исторіи, тѣмъ болѣе что потоптанной ржи не поможешь. Рожь поспѣла и, усердно принявшись косить собственный посѣвъ, я далъ знать половинщикамъ, чтобъ и они принимались за работу. Въ самый ея разгаръ, проѣзжая окраиной луга, недалеко отъ одного изъ наемщиковъ, я замѣтилъ, что онъ мнѣ машетъ, дѣлая знакъ чтобы я остановился. Я задержалъ лошадь, и мужикъ пошелъ ко мнѣ на встрѣчу. — Что тебѣ надо? спросилъ я его.
— Потрудитесь, батюшка, доѣхать до моей десятинки. Извольте посмотрѣть что тутъ такое, продолжалъ мужикъ, когда мы остановились около его десятины, вдоль которой пролегали два или три слѣда, а пятая часть была значительно спутана.
— Чтожь мнѣ, батюшка, съ нею дѣлать? Вѣдь вотъ это мѣсто ни сжать ни скосить. Мы ужь было зачали да измучились.
— Вопервыхъ, ты говоришь вздоръ. Спутанная рожь, я вижу, недурна, и ее можно сжать. Да къ чему ты меня привелъ сюда? Чѣмъ же я тебѣ могу пособить?
— Мнѣ, батюшка, очень обидно. Вотъ рядомъ тоже моя десятина; я про ту ничего не говорю, та цѣла, а эта изволите видѣть! Больно обидно. Ужь вы прибавьте что-нибудь за побои. Пастухъ сказывалъ, это ваши работники въ ночномъ потоптали.
— Ты прежде ее всю сожни и скоси, да сложи въ копны.
