и не привѣтливо взглянувшихъ ни него, прочелъ онъ надпись, заставившую сердце его на мгновенье встрепенуться. Надпись гласила: «Домъ чиновника V класса Ильяшева». Торопливыми, не совсѣмъ спокойными шагами, подошелъ онъ къ калиткѣ, толкнулъ ее ногою и вошелъ во дворъ. Пара рослыхъ дворняшекъ накинулась на него съ ожесточеніемъ; кое-какъ обороняясь отъ нихъ, поднялся онъ на низенькое крылечко и вступилъ въ сѣни.
— Кто тамъ? послышался за стѣною хорошо знакомый, хотя уже давно не слышанный старческій голосъ.
Пріѣзжій толкнулъ дверь и переступилъ черезъ порогъ.
Комната въ которую онъ вошелъ была большая, не высокая, темноватая — одна изъ тѣхъ которыя сразу заявляютъ что не удастся здѣсь никому устроиться уютно, весело и тепло. По полинялымъ обоямъ слоилась не то пыль, не то какая-то въѣвшаяся копоть; тусклый ноябрьскій денекъ непривѣтно глядѣлъ сквозь запотѣлыя стекла; въ окна непремѣнно дуло, судя по тому что сторы съ желтыми подтеками не переставали колыхаться; покоробившійся крашеный подъ тускнѣлъ и по угламъ покрывался точно нагаромъ; мебель, старинная, краснаго дерева, съ отвадившеюся кое-гдѣ рѣзьбой, своими неудобными формами и неуклюжею симметріей наводила какой-то унылый страхъ.
Старикъ лѣтъ шестидесяти слишкомъ стоялъ на порогѣ, съ выраженіемъ ожиданія засматривая въ темную прихожую и запахивая значительно засаленныя полы халата изъ той всѣмъ извѣстной матеріи которую подъ названіемъ тармаламы разносятъ по Руси казанскіе Татары. Разглядѣвъ пріѣзжаго, онъ вдругъ съ какою-то радостною растерянностью задвигалъ подбородкомъ, показалъ хвостики черныхъ зубовъ и затеребилъ по халату прыгающими пальцами.
— Лёвушка! — Батюшка! воскликнули отецъ и сынъ вмѣстѣ, и прежде чѣмъ молодой человѣкъ могъ рѣшить, слѣдуетъ ли ему броситься на шею, или съ разсудительнымъ достоинствомъ ограничиться рукожатіемъ — нѣсколько дрожащія объятія сжали его и онъ почувствовалъ сомкнувшуюся вокругъ него на мгновенье сухую теплоту старческаго тѣла.
