Юноша, объятый страхомъ бросаетъ возжи; еще необузданнѣе понеслись кони: то несутъ они высоко къ небу и воспламеняютъ его (млечный путь свидѣтнльствуетъ объ этомъ), то мчатся низко надъ землею и едва не сожигаютъ и ее. Негодующій Зевсъ бросаетъ наконецъ молнію въ несчатнаго. Безжизненный упалъ Фаэтонъ; упалъ онъ далеко отъ родины, въ странѣ солнечнаго заката, въ волны рѣки Эридана. На могилу юноши пришли его сестры, Геліады. Свершилось тутъ дивное чудо: Геліады, оплакивавшіе брата, были превращены въ тополи (по другимъ миѳамъ — въ лиственницы);
„Съ той поры безутѣшно деревья
Плачутъ, а слезы, твердяя и въ желтый янтарь обращаясь,
Падаютъ въ волны прозрачной рѣки и несутся водою
По золотому песку на уборы латинскихъ красавицъ“ 41).
О рѣкѣ Эриданѣ, гдѣ погибъ Фаэтонъ, упоминаютъ уже Гомеръ и Гезіодъ, но о положеніи ея ничего положительнаго нельзя вывести, исключая того, что рѣка эта течетъ на полночь 42). Позднѣйшіе поэты греческіе еще болѣе затемнили этотъ вопросъ своими догадками. Названіе Эридана относили то къ германскому Рейну, то къ галльской Ронѣ, то помѣщали ее въ Иберіи (Испаніи), то, наконецъ, отожествляли съ итальянской рѣкой По 43).
Геродотъ сознается, что ничего положительнаго не знаетъ объ Эриданѣ: „О западныхъ окраинахъ Европы, говоритъ онъ, не могу сказать ничего достовѣрнаго, ибо я не допускаю существованія рѣки, которую варвары называютъ Эриданомъ, которая будто бы впадаетъ въ Сѣверное море, и отъ которой, какъ
