есть плодъ воображенія, а не истинны; можетъ слава сего полководца или того, по чьему произволу начата сія война, погребена будетъ вмѣстѣ съ бѣдными жертвами воиновъ, отъ глада, климата и бездѣйствія до третьей доли или еще и до половины перемершихъ. — Такова-то война персидская! — Протопотоцкая графу принесла удовольствіе, но воины не были утѣшны отъ красоты ея, и можетъ быть съ досады больше мучились и скорбѣли, что на ихъ бѣдствія мало было обращаемо вниманія и что сладострастіе военачальника представляло Cарданапала, которой посреди пиршествъ не зрѣлъ погноили своей.......
Блаженъ тотъ человѣкъ бываетъ,
Кто жизнь и смерть не забываетъ,
Лѣта счисляетъ онъ добромъ,
О Богѣ мыслитъ лишь одномъ,
Лѣта и вѣкъ чтитъ скоротечнымъ,
По смерти хощети быть вѣчнымъ,
И, въ тѣлѣ жизнь свою ведя,
Спасенье строитъ дли себя. —
Вѣдь знаемъ: сколько бы намъ не льститься,
По должно въ мрачной гробъ вселиться
Сей годъ началъ я благополучно въ Астрахани. Начальники въ немъ были: у духовныхъ — архіепископъ Платонъ, у гражданъ свѣтскихъ — губернаторъ Алябьевъ и голова купецкій — Бирюковъ. Надъ флотомъ начальствовалъ генералъ-маіоръ Киленинъ. Въ Астрахани и окололежащихъ мѣстахъ было спокойно. Зима стояла изрядная, — морозы поддерживали и укрѣпляли рѣки, а снѣгъ, покрывъ землю, путь дѣлалъ гладкимъ и способнымъ для всякихъ подвозовъ и рыболовства. — Изъ Петербурга слышимыя новости иныхъ веселили, а другихъ печалили; ибо распредѣленіе по новому плану губерній и иныхъ уничтоженіе дѣлало боязнь въ штатскихъ чинахъ, что многіе изъ нихъ останутся безъ мѣстъ и, слѣдовательно, безъ пропитанія. Но граждане и крестьяне радовались,