и всея Русскія земли изымати и связанна привести и предъ собою поставити повелѣ; и обрѣтши единаго раба его, окрадшаго[1] того Господина своего (а мню, наученъ отъ него: бо еще тѣ Княжата были на своихъ удѣлѣхъ, и велія отчины подъ собою имѣли; а колико тысящъ съ нихъ не чту[2] воинства было слугъ ихъ; имъ же онъ зазрѣчи[3], того ради губилъ ихъ) и рече ему: „Се! на тя свидѣтельствуетъ слуга твой, иже мя еси хотѣлъ счаровати и добывалъ еси на меня бабъ шепчущихъ.“[4] Онъ же, яко Княжа отъ младости своея святый, отвѣщалъ: „Не научихся, о Царю! и не навыкохъ отъ прародителей своихъ чаровать и въ бѣсовство вѣрити; но Бога единаго хвалити, въ Троицѣ славимаго, и тебѣ, Цареви, Государю своему, служити вѣрнѣ. А сей клеветникъ, мой есть рабъ, и утече отъ меня, окравши мя: не подобаетъ ти сему вѣрити и ни свидѣтельства отъ таковаго пріимати, яко отъ злодѣя и отъ предателя моего, лжеклевещущаго на мя.“
Онъ же абіе повелѣ, связанна положа на древо между двѣма огни, жещи мужа, въ роду паче же въ разумѣ и въ дѣлѣхъ, наисвѣтлѣйшаго; и притекша глаголютъ самого, яко начальнаго ката къ катомъ,[5] мучившимъ побѣдоносца, и подгребающа угліе горящіе жезломъ своимъ проклятымъ подъ тѣло его святое. Такожде и предреченнаго Одоевскаго Никиту мучити различнѣ повелѣлъ,
