до тѣхъ поръ, пока, выходя изъ одного дома, гдѣ толпа дѣтей славила Богоявленіе, не увидалъ, что волосы на головѣ духа побѣлѣли.
— Развѣ жизнь духовъ такъ коротка? спросилъ онъ, когда они остались одни.
— Действительно, отвѣчалъ духъ, жизнь моя на земномъ шарѣ очень коротка; она кончается нынѣшнюю ночь.
— Нынѣшнюю ночь! вскрикнулъ Скруджъ.
— Ровно — въ полночь. Чу? часъ уже близокъ.
Въ это время часы пробили гдѣ-то три четверти одиннадцатаго.
— Извините мой нескромный вопросъ, сказалъ Скруджъ, пристально вглядываясь въ одежды духа: я вижу подъ полою вашего платья что-то странное, непринадлежащее вамъ… Что-это: нога или коготь?
— Это могло-бы назваться и когтемъ, потому что сверху немножко мяса есть, отвѣчалъ печально духъ. — Глядите!
Онъ распахнулъ полы своей одежды и оттуда вывалились двое дѣтей, — два бѣдныя существа — презрѣнные, гадкія, гнусныя, омерзительныя, отталкивающія; они упали на колѣни къ ногамъ Скруджа и вцѣпились ему въ платье.
— О, человѣкъ! склони, склони взоры къ своимъ стопамъ! крикнулъ духъ.
Это были мальчикъ и дѣвочка, — желтыя, худые, въ лохмотьяхъ, съ нахмуренными лицами, свирѣпые, хотя и пресмыкающіеся — въ своемъ подломъ униженіи. Вмѣсто привлекательнаго младенчества, долженствовавшаго покрыть ихъ щеки вешнимъ свѣжимъ румянцемъ, чья-то блеклая, высохшая рука, словно рука времени, сморщила эти ввалившіяся щеки и стерла съ нихъ жизненныя краски; въ этихъ глазахъ, откуда, казалось, должны были улыбаться на Божій міръ ангелы, теперь гнѣздились демоны и метали
до тех пор, пока, выходя из одного дома, где толпа детей славила Богоявление, не увидал, что волосы на голове духа побелели.
— Разве жизнь духов так коротка? — спросил он, когда они остались одни.
— Действительно, — отвечал дух, — жизнь моя на земном шаре очень коротка; она кончается нынешнюю ночь.
— Нынешнюю ночь! — вскрикнул Скрудж.
— Ровно — в полночь. Чу? час уже близок.
В это время часы пробили где-то три четверти одиннадцатого.
— Извините мой нескромный вопрос, — сказал Скрудж, пристально вглядываясь в одежды духа, — я вижу под полою вашего платья что-то странное, не принадлежащее вам… Что это: нога или коготь?
— Это могло бы назваться и когтем, потому что сверху немножко мяса есть, — отвечал печально дух. — Глядите!
Он распахнул полы своей одежды и оттуда вывалились двое детей, — два бедные существа — презренные, гадкие, гнусные, омерзительные, отталкивающие; они упали на колени к ногам Скруджа и вцепились ему в платье.
— О, человек! склони, склони взоры к своим стопам! — крикнул дух.
Это были мальчик и девочка, — желтые, худые, в лохмотьях, с нахмуренными лицами, свирепые, хотя и пресмыкающиеся — в своем подлом унижении. Вместо привлекательного младенчества, долженствовавшего покрыть их щеки вешним свежим румянцем, чья-то блеклая, высохшая рука, словно рука времени, сморщила эти ввалившиеся щеки и стерла с них жизненные краски; в этих глазах, откуда, казалось, должны были улыбаться на божий мир ангелы, теперь гнездились демоны и метали
