открытыя настежь. Покойниковъ привозили довольно часто, потому что крестьянскій міръ, дорожившій пахатнымъ мѣстомъ, предпочиталъ кладбище св. Параскевы, потому что оно было готово, крестьянскаго мѣста не занимало и было не то чтобы очень далеко отъ семи или восьми деревень.
Стала обходить Маланья кладбище также и на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ должны были быть берега ручья; натолкнулась на довольно обильную бруснику, и брусника была особенно хороша—совсѣмъ сморщенная. Корзиночка, взятая ею, быстро наполнялась; отъ бугра къ бугру переходила баба безостановочно. Почуя въ необходимость закусить и выпить, она выбрала подобающее мѣсто и закусила хорошо, а выпила больше, чѣмъ слѣдуетъ.
Заснула Маланья, и заснула глубоко.
Короткій зимній денёкъ уже близился къ концу, а она все спала. Медленно погасъ онъ и, погасая, сталъ сыпать съ неба обильные, густые, чрезвычайно большіе хлопья снѣга. Вѣтру не слышалось никакого, морозу градуса два—не больше, и сонъ Маланьи былъ совершенно безмятеженъ и очень глубокъ. Когда она проснулась—тьма лежала непроглядная.
Она встала. На-ощупь отыскала она свою поклажу и стала соображать, что̀ же ей теперь дѣлать, куда ей путь лежитъ? Кажется ей, что церковь была вправо, когда она заснула, значитъ—дорога должна проходить тутъ.
Пошла… идетъ… идетъ съ трудомъ, нерѣдко спотыкается и даже падаетъ.
— И не взяла же я хворостины,—думала она,—все бы сподручнѣе было.
Страшная тишина окружала ее и тьма висѣла тяжелая. По мѣрѣ того, какъ баба подвигалась то вправо, то влѣво, а можетъ-быть, и топталась на мѣстѣ, совершенно противъ
открытые настежь. Покойников привозили довольно часто, потому что крестьянский мир, дороживший пахотным местом, предпочитал кладбище св. Параскевы, потому что оно было готово, крестьянского места не занимало и было не то чтобы очень далеко от семи или восьми деревень.
Стала обходить Маланья кладбище также и на тех местах, где должны были быть берега ручья; натолкнулась на довольно обильную бруснику, и брусника была особенно хороша — совсем сморщенная. Корзиночка, взятая ею, быстро наполнялась; от бугра к бугру переходила баба безостановочно. Почуя в необходимость закусить и выпить, она выбрала подобающее место и закусила хорошо, а выпила больше, чем следует.
Заснула Маланья, и заснула глубоко.
Короткий зимний денёк уже близился к концу, а она всё спала. Медленно погас он и, погасая, стал сыпать с неба обильные, густые, чрезвычайно большие хлопья снега. Ветру не слышалось никакого, морозу градуса два — не больше, и сон Маланьи был совершенно безмятежен и очень глубок. Когда она проснулась — тьма лежала непроглядная.
Она встала. Наощупь отыскала она свою поклажу и стала соображать, что же ей теперь делать, куда ей путь лежит? Кажется ей, что церковь была вправо, когда она заснула, значит — дорога должна проходить тут.
Пошла… идёт… идёт с трудом, нередко спотыкается и даже падает.
— И не взяла же я хворостины, — думала она, — всё бы сподручнее было.
Страшная тишина окружала её и тьма висела тяжёлая. По мере того, как баба подвигалась то вправо, то влево, а может быть, и топталась на месте, совершенно против
