— А что? Ты развѣ знаешь Дуньку?—тревожно почему-то спросилъ Макаровъ и, быстро повернувъ голову, весь насторожился въ ожиданіи отвѣта.
Еще бы не знать „пучеглазой Дуньки!“ Кто изъ молодыхъ матросовъ не зналъ этой разбитной, энергичнаго вида молодой торговки съ большими, нѣсколько выкаченными впередъ сѣрыми глазами, съ широкими бедрами и круглымъ мясистымъ лицомъ, черты котораго хотя и не соотвѣтствовали восторженному описанію мужа, но тѣмъ не менѣе обращали на себя вниманіе не особенно разборчивыхъ матросовъ. Она была полнотѣлая, румяная и веселая, ругалась не хуже боцмана и дарила кокетливыми, многообѣщающими улыбками матросовъ, зазывая къ своему ларьку. И еще лѣтомъ, передъ самымъ уходомъ „Ласточки“, Егорка былъ однимъ изъ многихъ счастливцевъ, которымъ Дунька давала милостивое разрѣшеніе угостить ее стаканчикомъ водки.
— Такъ… видѣлъ разъ на рынкѣ!—отвѣчалъ съ напускной небрежностью Егорка, стараясь скрыть охватившее его смущеніе.
И оба вдругъ примолкли.
Въ эту минуту въ полумракѣ ночи, потемнѣвшей отъ спрятавшейся за тучку луны, подъ носомъ, казалось, совсѣмъ близко, неожиданно появился громадный силуэтъ судна, идущаго подъ всѣми парусами на перерѣзъ клиперу.
— Судно подъ носомъ!—тревожно и громко крикнули они почти въ одно время, испуганные и изумленные.
— Право на бортъ!…—нервно и возбужденно скомандовалъ вахтенный офицеръ.
Вслѣдъ затѣмъ „Ласточка“ тотчасъ же взяла влѣво и прошла почти по борту „купца“. Слышно было, какъ тамъ залаяла собака и кто-то ругался на англійскомъ языкѣ.
Еще минута и „купецъ“ исчезъ во мракѣ ночи.
— Экіе черти, огней не держатъ. Чуть было не проглядѣли!—сердито проговорилъ Макаровъ.
— Да… опоздай секундъ и быть бы бѣдѣ… Однако просвѣтлѣло… Ишь мѣсяцъ опять выплылъ… Вонъ и „купецъ“
