Страница:Собрание сочинений К. М. Станюковича. Т. 1 (1897).djvu/370

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


явился я на шкуну. Всѣ: „какъ да какъ?“ Обсказываю, что съ черкесомъ въ дракѣ дрался. Увели меня въ лазаретъ и тамъ я съ недѣлю пролежалъ. Ухо да плечо залѣчивали, а я, вашескобродіе, всю эту недѣлю въ тоскѣ былъ… Въ концѣ недѣли навѣстилъ меня Григорій Григорьевичъ и сказалъ, что Алимка-подлецъ изъ полиціи убѣжалъ въ горы—и слѣдъ его простылъ… Дѣло это кончилось, и никто не зналъ, изъ-за чего все это вышло… Такъ вотъ, вашескобродіе, какъ я уха-то рѣшился!—заключилъ Тарасычъ.

— А Глафиру вы больше не видали?

— Видѣлъ… Какъ поправился, заходилъ въ лавку попрощаться… Черкеса опять перевозить начали въ Константинополь, а оттеда велѣно намъ было итти въ Одесту.

— Что-жъ, какъ она васъ встрѣтила?

— Въ строгости, вашескобродіе. Быдто и никакого кровопролитія не было. Но только, какъ я сталъ уходить, видно пожалѣла опять. Крѣпко такъ руку пожала и говоритъ: „Не поминайте меня лихомъ… Безталанная я“… А я ужъ тутъ открылся вовсе и сказалъ: „Вѣкъ васъ буду помнить, потому дороже васъ нѣтъ и не будетъ мнѣ человѣка на свѣтѣ!“ Съ тѣмъ и ушелъ. Въ скорости мы пошли въ море… А мнѣ хоть на свѣтъ не гляди… Такъ прошло года три… Наконецъ я опять попалъ въ Новороссійскъ. Сошелъ на берегъ, ногъ подъ собой не чувствую… бѣгу къ лавочкѣ… А тамъ Григорій… Постарѣлъ… осунулся… Увидалъ меня, сперва обрадовался, да потомъ какъ заплачетъ… „Что съ тобой, Григорій Григорьичъ?“ Тутъ онъ объяснилъ мнѣ, что Глаша годъ тому назадъ уѣхала въ Іерусалимъ и отписала ему, чтобы больше не ждалъ ее… Просила прощенія… И объясняла, что странницей сдѣлается… Божьей правды искать будетъ… „И тебя, Максимъ, вспомнила. Прислала крестикъ и велѣла тебѣ отдать…“ Вотъ онъ, вашескобродіе,—заключилъ Тарасычъ, открывая воротъ рубахи и показывая маленькій кипарисовый крестъ. Съ имъ и умру!—прибавилъ онъ и поцѣловалъ крестъ.

— И ничего вы съ тѣхъ поръ не слыхали о Глафирѣ?

— Ничего… И мужъ не знаетъ, гдѣ она… Успокой, Господи, ея смуту душевную!—какъ-то умиленно проговорилъ Тарасычъ и перекрестился.

Въ эту минуту явился какой-то купальщикъ, и я простился съ Тарасычемъ.