Лишь только кукушка на старинныхъ часахъ въ столовой, выскочивъ изъ дверки, прокуковала шесть разъ, давая знать о наступленіи сумрачнаго сентябрьскаго утра 1860 г., какъ изъ спальни его высокопревосходительства, адмирала Алексѣя Петровича Ветлугина, занимавшаго съ женой и двумя дочерьми обширный деревянный особнякъ на Васильевскомъ островѣ, раздался громкій, продолжительный кашель, свидѣтельствовавшій, что адмиралъ изволилъ проснуться и что въ домѣ, слѣдовательно, долженъ начаться тотъ боязливый трепетъ, какой, еще въ большой стенени, царилъ, бывало, и на корабляхъ, которыми въ старину командовалъ суровый морякъ.
Услыхавъ первые приступы обычнаго утренняго кашля, пожилой камердинеръ Никандръ, только-что приготовившій все для утренняго кофе адмирала и сторожившій въ столовой его пробужденіе, стремглавъ бросился бѣгомъ, внизъ, на кухню, сіявшую умопомрачительной чистотой и блескомъ мѣдныхъ кострюль, въ порядкѣ разставленныхъ на полкахъ, — и крикнулъ повару Ларіону:
— Встаетъ!
— Есть! — по-матросски отвѣчалъ Ларіонъ, внезапно засуетясь у плиты, на которой варились кофе и сливки, и уже
