Цѣлыхъ три дня продолжались неутомимые поиски. По распоряженію англійскаго губернатора, были осмотрены всѣ купеческіе корабли, стоявшіе на рейдѣ. Акима не находили.
Капитанъ и офицеры жалѣли злосчастнаго Акима. О матросахъ нечего и говорить. Всѣ были въ какомъ-то подавленномъ состояніи—не даромъ на клиперѣ такъ любили Акима. Его пріятель, Василій Швецовъ, былъ безутѣшенъ, что, однако, не мѣшало ему, при передачѣ обстоятельствъ исчезновенія Акима, врать самымъ отчаяннымъ образомъ.
Вмѣсто предположенныхъ шести дней мы простояли въ Гонконгѣ изъ-за розысковъ Акима цѣлыхъ десять и, отчаявшись въ успѣхѣ, собрались уходить изъ Гонконга, поручивъ розыски пропавшаго матроса нашему консулу,—какъ совершенно случайно, наканунѣ ухода, Акимъ нашелся.
Дѣло было такъ.
Наканунѣ ухода нашего изъ Гонконга, часу въ первомъ ночи, катеръ съ нѣсколькими офицерами, бывшими въ театрѣ, возвращался изъ города на клиперъ, перешедшій съ утра на самый конецъ рейда, почти къ выходу.
Не смотря на усѣянное звѣздами небо, ночь была темная. Темная и душная. Стоялъ мертвый штиль, и изъ за горъ не вырывались порывчики освѣжающаго вѣтра. На рейдѣ стояла глубокая сонная тишина. Дремало, казалось, море, дремали многочисленные корабли, вырисовываясь въ темнотѣ какими-то высокими фантастическими силуетами съ мерцавшими, словно на фонѣ неба, огоньками фонарей на мачтахъ, терявшихся во мракѣ южной ночи. Изрѣдка лишь, въ получасы, тишина рейда нарушалась тихимъ, словно жалобнымъ, звономъ судовыхъ колоколовъ, отбивающихъ стклянки. Вотъ разнесся по рейду одинъ ударъ (½ 1-го), и бухта снова погружалась въ ночное безмолвіе, среди котораго раздавался лишь тихій однообразный и мѣрный всплескъ веселъ нашего катера.
Офицеры лѣниво перекидывались словами о пѣвицахъ и пѣвцахъ путешествовавшей оперной труппы, изъ Гонконга въ Шанхай. Уставшіе отъ долгой гребли, матросы наваливались на весла лѣнивѣй и слабѣй и жадно
