Въ этотъ день Катя, веселая и довольная подарками, отрываясь отъ игрушекъ, часто подбѣгала къ матери и капризно спрашивала: „отчего мама скучная и о чемъ она думаетъ?“
И каждый разъ Надежда Порфирьевна съ какою-то особенной страстностью цѣловала дѣвочку и, стараясь улыбнуться, отвѣчала:
— Такъ, милая дѣточка… задумалась. А ты не обращай на меня вниманія… Играй себѣ.
И Надежда Порфирьевна снова ходила по комнатѣ, занятая неотвязными думами.
Ей было стыдно за ревнивое, непріязненное чувство, шевельнувшееся-было къ Людмилѣ Алексѣевнѣ. Чѣмъ она виновата, милая, добрая дѣвушка, что полюбила этого человѣка? Ее пожалѣть только можно, пожалѣть и спасти. Страхъ за ея судьбу и нѣжное участіе занимали теперь мысли Надежды Порфирьевны. Вѣдь человѣкъ, поступившій съ ней такъ безжалостно, бросившій ребенка и ни разу о немъ не справившійся, безсердечный эгоистъ, который разобьетъ и эту молодую жизнь, какъ разбилъ и ея жизнь. Онъ не можетъ любить и вѣрно женится ради состоянія. Она хорошо знаетъ эту себялюбивую натуру, чарующую своей кажущейся искренностью и горячностью рѣчей, тотчасъ же имъ забываемыхъ.
Не слѣдуетъ-ли открыть глаза Людмилѣ Алексѣевнѣ и все разсказать ей? Пусть она узнаетъ прошлое своего жениха. Такой подлости не проститъ порядочная дѣвушка. Ей, правда, тяжело будетъ узнать про любимаго человѣка, но лучше теперь перестрадать, чѣмъ страдать потомъ всю жизнь.
„Лучше-ли“?
И какъ она все это скажетъ? Возьмется-ли она нанести рану въ молодое любящее сердце? И не нанесетъ-ли она такого удара, отъ котораго не оправляются во всю жизнь? Имѣетъ-ли она на это право, она, потерпѣвшая и обманутая?..
Сомнѣнія мучали Надежду Порфирьевну. Жалѣя неопытную, молодую дѣвушку, она не знала, какъ ей поступить.
И сердце подсказывало другія соображенія:
В этот день Катя, веселая и довольная подарками, отрываясь от игрушек, часто подбегала к матери и капризно спрашивала: «Отчего мама скучная и о чем она думает?»
И каждый раз Надежда Порфирьевна с какою-то особенной страстностью целовала девочку и, стараясь улыбнуться, отвечала:
— Так, милая деточка… задумалась. А ты не обращай на меня внимания… Играй себе.
И Надежда Порфирьевна снова ходила по комнате, занятая неотвязными думами.
Ей было стыдно за ревнивое, неприязненное чувство, шевельнувшееся было к Людмиле Алексеевне. Чем она виновата, милая, добрая девушка, что полюбила этого человека? Ее пожалеть только можно, пожалеть и спасти. Страх за ее судьбу и нежное участие занимали теперь мысли Надежды Порфирьевны. Ведь человек, поступивший с ней так безжалостно, бросивший ребенка и ни разу о нем не справившийся, бессердечный эгоист, который разобьет и эту молодую жизнь, как разбил и ее жизнь. Он не может любить и верно женится ради состояния. Она хорошо знает эту себялюбивую натуру, чарующую своей кажущейся искренностью и горячностью речей, тотчас же им забываемых.
Не следует ли открыть глаза Людмиле Алексеевне и все рассказать ей? Пусть она узнает прошлое своего жениха. Такой подлости не простит порядочная девушка. Ей, правда, тяжело будет узнать про любимого человека, но лучше теперь перестрадать, чем страдать потом всю жизнь.
«Лучше ли?»
И как она все это скажет? Возьмется ли она нанести рану в молодое любящее сердце? И не нанесет ли она такого удара, от которого не оправляются во всю жизнь? Имеет ли она на это право, она, потерпевшая и обманутая?..
Сомнения мучили Надежду Порфирьевну. Жалея неопытную, молодую девушку, она не знала, как ей поступить.
И сердце подсказывало другие соображения:
