артиллерія! Онѣ за нее гроша ломаннаго не дадутъ. А все я виноватъ, — съ сокрушеніемъ продолжалъ капитанъ. — Остальное у насъ выходитъ великолѣпно; мой товарищъ, скажу вамъ, художникъ съ головы до ногъ.
— Послушайте, что говоритъ этотъ старикъ! Онъ всегда превозноситъ меня такимъ манеромъ, — перебилъ польщенный нѣмецъ.
— Ну, посмотрите вы сами! Четырнадцать портретовъ въ рядъ и хоть бы два изъ нихъ были похожи между собою.
— Ваша правда, я этого и не замѣтилъ. Удивительная особенность, единственная въ своемъ родѣ, не такъ-ли?
— Вотъ именно. Нашъ Энди удивительно умѣетъ различать людей. Мнѣ помнится, что въ сорокъ-девятомъ псалмѣ… Впрочемъ, это не относится къ настоящему вопросу. Мы добросовѣстно трудимся и нашъ трудъ оплачивается въ концѣ концовъ.
— Да, Гандель очень силенъ по части характеристики лицъ. Каждый долженъ съ этимъ согласиться. Но не находите-ли вы, что онъ крошечку черезчуръ силенъ въ техникѣ?
Лицо капитана выразило полнѣйшее недоумѣніе и оставалось безсмысленнымъ, пока онъ бормоталъ про себя: «Техника… техника… политехника… пиротехника; это что-то насчетъ фейерверковъ, значитъ — избытокъ красокъ». Потомъ онъ заговорилъ уже спокойнымъ и увѣреннымъ тономъ:
— Да, онъ любитъ яркій колоритъ; впрочемъ, всѣ заказчики падки на это; вотъ хоть бы взять № 9. Тутъ нарисованъ мясникъ Эвансъ. Пришелъ онъ къ намъ въ мастерскую съ такимъ лицомъ, какое бываетъ у всякаго трезваго человѣка, а на портретѣ, взгляните-ка, вышелъ румянымъ, точно у него скарлатина. И ужь какъ это ему понравилось, вы представить себѣ не можете! Теперь я дѣлаю эскизъ связки сосисекъ; хочу повѣсить ихъ на пушку на портретѣ Эванса, и если эта штука мнѣ удастся, нашъ мясникъ запляшетъ отъ радости.
— Вашъ сообщникъ… извините, я хотѣлъ сказать: сотоварищъ по художественному творчеству, безъ сомнѣнія, великій колористъ.
— Oh, danke schön!
— … Дѣйствительно необычайный колористъ, не имѣющій себѣ подражателей ни здѣсь, ни за-границей; его талантъ пробиваетъ новые пути съ мощной силой тарана, а его манера такъ оригинальна, такъ романтична и невидана, такъ прихотлива, такъ говоритъ сердцу, что… я полагаю… его можно назвать импрессіонистомъ.
— Нѣтъ, — наивно возразилъ капитанъ, — онъ пресвитеріанецъ.
