— Совсѣмъ не знаю, откуда это взялось, — пояснилъ онъ. — Ужь не съ пожара-ли…
— Охъ! — простонала леди Росморъ, задрожавъ всѣмъ тѣломъ. — Теперь я понимаю. Отойдите прочь. Это его пепелъ.
— Его, м'леди?
— Ну, да, вашего молодого господина, ма’съ Селлерса изъ Англіи, который сгорѣлъ вчерашней ночью.
Миледи не успѣла перевести духъ послѣ сказанныхъ ею словъ, какъ уже осталась въ комнатѣ одна. Она пошла отыскивать мужа съ твердымъ намѣреніемъ помѣшать исполненію его программы, въ чемъ бы послѣдняя ни заключалась, «потому что, — мысленно прибавила почтенная дама, — когда Мельберри заберетъ себѣ въ голову разныя чувствительныя исторіи, онъ становится совсѣмъ болваномъ и способенъ натворить неслыханныхъ глупостей, если дать ему волю». Она столкнулась съ нимъ, когда онъ несъ изъ чулана британскій флагъ. Тутъ полковникъ сообщилъ ей, что желаетъ воздать «умершему подобающія почести и съ этой цѣлью рѣшилъ пригласить на проводы покойника правительство и публику. Однако, жена перебила его:
— Послушай, Мельберри; все это прекрасно; никто не осудитъ тебя за вниманіе къ родственнику, но какъ ты неловко берешься за дѣло. Подумай самъ: ну, можно-ли вертѣться вокругъ корзинки съ золою и корчить печальную мину? Какая тутъ торжественность? Ровно никакой. Вѣдь всякому придетъ въ голову, что въ этой золѣ, пожалуй, и нѣтъ человѣческаго праха. Да это подумаютъ еще при видѣ одной корзинки, а что скажутъ, когда мы выставимъ цѣлыхъ три? При одномъ, провожатомъ, такая погребальная церемонія покажется смѣшною, а при огромной процессіи и подавно. Вѣдь эдакъ наберется — чего добраго — тысячъ пять народу. Шутка сказать. Нѣтъ, брось эту затѣю; придумай что-нибудь другое.
Полковникъ поразмыслилъ и уступилъ доводамъ жены, когда нашелъ, что женскій инстинктъ подсказалъ ей правду. Онъ рѣшилъ только просидѣть вечеръ у праха виконта, вдвоемъ съ Гаукинсомъ. Однако, и это показалось излишнимъ миссисъ Селлерсъ. Впрочемъ, она не стала больше спорить, сознавая, что ея мужъ поступаетъ такъ, движимый своей честной натурой и сердечной добротой. Въ самомъ дѣлѣ, въ этой чуждой странѣ злополучные останки молодого лорда нигдѣ не могли найти себѣ пріюта и дружескаго вниманія, кромѣ дома полковника Селлерса. Послѣдній задрапировалъ британскимъ флагомъ всѣ три корзины, повязалъ клочекъ траурнаго крепа на дверную ручку и замѣтилъ, наконецъ, съ довольнымъ видомъ:
— Ну, теперь все хорошо. Мы устроили его, какъ могли при
