— Тогда мнѣ слѣдуетъ начать снова; я назову ого крепостнымъ.
— Нѣтъ, нѣтъ; онъ можетъ быть и свободнымъ человѣкомъ.
— Ахъ, вотъ какъ! Тогда мнѣ слѣдуетъ назвать его «добрый человѣкъ».
— Это нѣсколько лучше, вамъ милость, но самое лучшее сказать ему: дружокъ или братецъ.
— Братецъ? Такой дряни?
— Но вѣдь мы сами выдаемъ себя за такую же дрянь.
— Въ такомъ случаѣ, я скажу: «Братецъ, принеси мнѣ сидѣнье и чего-нибудь съѣстнаго». Теперь такъ?
— Не совсѣмъ такъ! Вы сказали подай одно сидѣнье, но не для насъ, не для обоихъ; пищу для одного и сидѣнье для одного.
Король посмотрѣлъ на меня съ удивленіемъ. Онъ обыкновенно не могъ за разъ обсудить всего со всѣхъ сторонъ; онъ могъ обдумывать какую-нибудь идею понемногу, по зернышкамъ, а никакъ не въ цѣлости.
— Неужели и вы будете сидѣть?
— Если я не сяду, то люди подумаютъ, что мы неравные между собою, а только показываемъ видъ, будто мы равные; ихъ не обманешь.
— Это совершенно вѣрно! О, какъ хороша истина, въ какой бы формѣ она ни проявлялась! Да, онъ долженъ принести намъ пищу и сидѣнья и служить совершенно одинаково намъ обоимъ и не выказывать предпочтенія ни одному изъ насъ.
— Но тутъ опять является одна мелочь, требующая исправленія. Онъ не долженъ приносить ничего особеннаго для насъ; мы должны войти и быть вмѣстѣ со всею этою дрянью, сѣсть за столъ вмѣстѣ съ его семьею и согласиться на это и на многія другія отталкивающія вещи, принаравливаться къ обычаямъ этого дома и быть съ этою семьею совершенно на равной ногѣ, исключая только, если этотъ чоловекъ изъ рабовъ; наконецъ, тутъ не будетъ ни умывальниковъ, ни столоваго бѣлья, это не водится ни у рабовъ, ни у свободныхъ людей. Прошу ваше величество, пройдитесь еще разъ. Теперь лучше, но все еще не совсѣмъ хорошо. Эти плечи никакъ не сгибаются, такъ какъ они не знали иной тяжелой ноши, кромѣ кольчуги.
— Дайте мнѣ мѣшокъ; я хочу пріучить свой духъ носить на плечахъ тяжести, не имѣющія ничего почетнаго; вѣдь это нашъ духъ заставляетъ насъ поднимать плечи, а нисколько не вѣсъ тяжести; нося вооруженіе, мы поднимаемъ плечи выше, такъ какъ это почетная тяжесть и человѣкъ держится подъ ней прямо… Но
