— Потому что, если бы мы летѣли такъ быстро, то прошли бы уже Иллинойсъ, не такъ-ли?
— Разумѣется!
— А мы и не прошли.
— Ты почему знаешь?
— А по цвѣту. Мы именно теперь надъ Иллинойсомъ. И ты самъ можешь убѣдиться, что Индіаны не видно.
— Что такое ты бредишь, Гекъ? Что ты узнаешь по цвѣту?
— Узнаю то, что надо.
— Да причемъ тутъ цвѣтъ?
— Вотъ, причемъ! Иллинойсъ зеленый, Индіана розовая. Укажи же мнѣ, гдѣ тутъ розовое? Нѣтъ, сэръ, одно зеленое!
— Индіана розовая! Что за вранье?
— Вовсе не вранье: я самъ видѣлъ на ландкартѣ, что она розовая.
Нельзя и представить себѣ, что за отвращеніе и досада, выразились у него на лицѣ. Онъ сказалъ мнѣ:
— Знаешь, Гекъ Финнъ, чѣмъ быть такою тупицей, какъ ты, я лучше спрыгнулъ бы отсюда!.. Видѣлъ на картѣ! Неужели ты воображаешь, Гекъ Финнъ, что Штаты снаружи такого цвѣта, какими они на картѣ?
— Томъ Соуеръ, на что служитъ карта? Не на то-ли, чтобы учить насъ тому, что есть?
— Разумѣется.
— Такъ зачѣмъ же она обманываетъ? Объясните-ка это.
— Замолчи, болванъ, она не обманываетъ.
— Обманываетъ, обманываетъ!
— Говорятъ тебѣ, нѣтъ!
— Прекрасно; но если не обманываетъ, то зачѣмъ же нѣтъ и двухъ Штатовъ одной окраски? Раскуси-ка ты это, Томъ Соуеръ.
Онъ увидалъ, что попался, и Джимъ увидалъ это; могу сказать, что мнѣ было очень пріятно, потому что Томъ Соуеръ былъ не изъ такихъ, которыхъ легко одолѣть. Джимъ хлопнулъ себя по ногѣ и сказалъ:
— Нечего говорить, ловко! Очень даже ловко! Да, масса Томъ, какъ ни вертитесь, а поймалъ онъ васъ на этотъ разъ! И онъ опять хлопнулъ себя по ногѣ, повторяя: «Одно слово, ловко!»
Никогда еще въ жизни не былъ я такъ доволенъ собой; между тѣмъ, право, я даже не подозрѣвалъ, что скажу что-нибудь особенное, пока не выговорилъ своихъ словъ. Я просто сболтнулъ, безъ всякой обдуманности, нисколько не разсчитывая на послѣдствія и не соображая ничего, а тутъ и вышло! По истинѣ, для меня самого это было такою неожиданностью, какъ и для нихъ
