этотъ лобъ очень высокъ, волосы рыжіе, цвѣтъ лица блѣденъ, а члены не пропорціональны; слѣдовательно, женщина некрасива». Но близкій знакомый ея можетъ на это отвѣтить слѣдующее, и будетъ вполнѣ правъ: «Посылки ваши вполнѣ правильны, ваша логика безукоризненна, но заключеніе тѣмъ не менѣе ошибочно; она — старый мастеръ, она — прекрасна, но только для тѣхъ, кто ее знаетъ; это есть красота, которая не можетъ быть формулирована, но тѣмъ не менѣе она существуетъ!»
На этотъ разъ я съ бо̀льшимъ удовольствіемъ разсматривалъ творенія старыхъ мастеровъ, нежели раньше въ первыя мои посѣщенія Европы. Однако же, я былъ спокоенъ попрежнему и не чувствовалъ особаго восхищенія. Во время прежняго моего пребыванія въ Венеціи, я полагалъ, что тамъ не найдется ни одной картины, которая бы затронула меня; но въ этотъ разъ я нашелъ двѣ картины, ради которыхъ я чуть не каждый день ходилъ въ палаццо дожей и просиживалъ тамъ по нѣскольку часовъ подъ-рядъ. Одна изъ этихъ картинъ была трехакровая картина Тинторетто въ залѣ Великаго Совѣта. Двѣнадцать лѣтъ тому назадъ она мало привлекала меня, — гидъ сказалъ, что она изображала возстаніе на небѣ, но это было съ моей стороны ошибкой.
Громадная картина эта полна движенія. Въ ней около 10000 фигуръ, и всѣ онѣ чѣмъ-нибудь заняты. Нѣкоторыя изъ нихъ стремглавъ летятъ внизъ съ зажатыми руками, другія плаваютъ въ облакахъ, лицомъ внизъ или вверхъ; длинныя процессіи епископовъ, мучениковъ и ангеловъ быстро несутся къ общему центру со всѣхъ концовъ громаднаго полотна — вездѣ виденъ восторгъ и энтузіазмъ, вездѣ разлито движеніе. Въ различныхъ мѣстахъ картины помѣщено 15 или 20 фигуръ, держащихъ въ рукахъ книги, но вниманіе ихъ сосредоточено не на чтеніи: они предлагаютъ другимъ свои книги, но никто не хочетъ брать ихъ. Тамъ вы найдете и льва св. Марка съ его книгою, и самого св. Марка съ его поднятымъ перомъ; онъ и левъ пристально глядятъ другъ другу въ лицо, разсуждая о томъ, какъ произнести слово, и левъ восхищенно глядитъ на говорящаго св. Марка. Это восхищеніе и удивленіе прекрасно передано художникомъ и составляетъ chef d’oeuvre этой несравненной картины.
Посѣщая ее каждый день, я ни разу не почувствовалъ себя утомленнымъ. Какъ было уже мною сказано, картина полна невѣроятнаго движенія; фигуры поютъ, славословятъ или трубятъ въ трубы. Весь этотъ шумъ такъ живо переданъ на картинѣ, что погруженный въ созерцаніе зритель, дѣлая какое-либо замѣчаніе своему спутнику, зачастую начинаетъ кричать ему подъ самое ухо, складывая ладони въ видѣ рупора, изъ опасенія, что слушатель не разслышитъ его. Не рѣдкость здѣсь увидѣть туриста, по
этот лоб очень высок, волосы рыжие, цвет лица бледен, а члены не пропорциональны; следовательно, женщина некрасива». Но близкий знакомый ее может на это ответить следующее, и будет вполне прав: «Посылки ваши вполне правильны, ваша логика безукоризненна, но заключение тем не менее ошибочно; она — старый мастер, она — прекрасна, но только для тех, кто ее знает; это есть красота, которая не может быть формулирована, но тем не менее она существует!»
На этот раз я с бо́льшим удовольствием рассматривал творения старых мастеров, нежели раньше в первые мои посещения Европы. Однако же, я был спокоен по-прежнему и не чувствовал особого восхищения. Во время прежнего моего пребывания в Венеции, я полагал, что там не найдется ни одной картины, которая бы затронула меня; но в этот раз я нашел две картины, ради которых я чуть не каждый день ходил в палаццо дожей и просиживал там по нескольку часов подряд. Одна из этих картин была трехакровая картина Тинторетто в зале Великого Совета. Двенадцать лет тому назад она мало привлекала меня, — гид сказал, что она изображала восстание на небе, но это было с моей стороны ошибкой.
Громадная картина эта полна движения. В ней около 10000 фигур, и все они чем-нибудь заняты. Некоторые из них стремглав летят вниз с зажатыми руками, другие плавают в облаках, лицом вниз или вверх; длинные процессии епископов, мучеников и ангелов быстро несутся к общему центру со всех концов громадного полотна — везде виден восторг и энтузиазм, везде разлито движение. В различных местах картины помещено 15 или 20 фигур, держащих в руках книги, но внимание их сосредоточено не на чтении: они предлагают другим свои книги, но никто не хочет брать их. Там вы найдете и льва св. Марка с его книгою, и самого св. Марка с его поднятым пером; он и лев пристально глядят друг другу в лицо, рассуждая о том, как произнести слово, и лев восхищенно глядит на говорящего св. Марка. Это восхищение и удивление прекрасно передано художником и составляет chef d’oeuvre этой несравненной картины.
Посещая ее каждый день, я ни разу не почувствовал себя утомленным. Как было уже мною сказано, картина полна невероятного движения; фигуры поют, славословят или трубят в трубы. Весь этот шум так живо передан на картине, что погруженный в созерцание зритель, делая какое-либо замечание своему спутнику, зачастую начинает кричать ему под самое ухо, складывая ладони в виде рупора, из опасения, что слушатель не расслышит его. Не редкость здесь увидеть туриста, по
