руку, братъ, поцѣлуемся. Господи, мнѣ кажется, что я сейчасъ же умру отъ радости!..
Онъ хотѣлъ уже броситься на шею брату, но Гугъ отрицательно махнулъ рукою, а затѣмъ, печально опустивъ голову на грудь, сказалъ взволнованнымъ голосомъ:
— Да ниспошлетъ мнѣ милосердый Богъ силу вынести это горькое разочарованіе!..
Мильсъ до того изумился, что на мгновеніе не могъ выговорить ни слова, но затѣмъ, оправившись, спросилъ:
— О какомъ разочарованіи ты говоришь? Развѣ ты не узналъ меня, братъ?
Грустно покачавъ головой, Гугъ объяснилъ:
— Дай Богъ, чтобы ты оказался моимъ братомъ и чтобы другіе глаза нашли сходство, которое отъ моихъ ускользаетъ. Увы, я боюсь, что въ письмѣ высказана была намъ сущая правда.
— Въ какомъ письмѣ?
— Въ полученномъ изъ-за моря лѣтъ шесть или семь тому назадъ. Въ немъ сообщалось, что мой братъ убитъ въ сраженіи.
— Это ложь. Призови сюда отца. Онъ, навѣрное, меня узнаетъ.
— Трудненько вызвать мертваго изъ могилы.
— Мертваго? — спросилъ Мильсъ прерывающимся голосомъ. — Итакъ, мой отецъ умеръ. Какое тяжкое для меня извѣстіе! Лучшая половина радости свиданія теперь для меня погибла, — добавилъ онъ трепещущими устами. — Въ такомъ случаѣ призови сюда старшаго нашего брата Артура. Онъ, безъ сомнѣнія, меня узнаетъ и постарается меня утѣшить.
— Онъ тоже умеръ.
— Господи, помилуй меня, грѣшнаго! Я чувствую себя почти не въ силахъ вынести столь тяжкія испытанія. Отецъ и старшій братъ, такіе благородные великодушные люди, оба скончались, тогда какъ я, которому скорѣе уже слѣдовало бы умереть, остался въ живыхъ! Прошу, сжалься надо мной и не говори, что лэди Эдиѳь…
— Тоже умерла? Нѣтъ, она жива!
— Разумѣется, надо благодарить Бога и за это. Всетаки я чувствую даже и теперь, что радость не совсѣмъ еще умерла въ моемъ сердцѣ. Скорѣе, братъ, призови ее сюда. Неужели она тоже меня не узнаетъ? Нѣтъ, это немыслимо. Она-то ужъ навѣрное узнаетъ меня съ перваго взгляда. Было бы сумасшествіемъ въ этомъ сомнѣваться. Призови ее, призови старыхъ нашихъ слугъ: они тоже меня узнаютъ!
— Всѣ старые слуги приказали долго жить, за исключеніемъ пятерыхъ: Петра, Гельзи, Давида, Бернара и Маргариты.
Съ этими словами Гугъ вышелъ изъ комнаты. Мильсъ стоялъ нѣсколько мгновеній въ задумчивости, а затѣмъ началъ ходить изъ угла въ уголъ, бормоча сквозь зубы:
