но тѣнь отъ деревьевъ мѣшала намъ видѣть, что это такое, до тѣхъ поръ, пока это не поровнялось съ нами… Тутъ оно вступило въ пространство, ярко освѣщенное мѣсяцемъ… и мы такъ и повалились назадъ: это была тѣнь Джэка Денлапа!
Минуты съ двѣ мы не могли и пошевелиться; потомъ видѣніе исчезло, и мы заговорили шепотомъ. Томъ сказалъ:
— Онѣ всегда бываютъ неясныя, точно изъ дыма сотканныя. Можетъ быть, и дѣлаются изъ тумана… а это была не такая!
— Не такая, — подтвердилъ я.
— Я отлично видѣлъ бакенбарды и очки.
— Да, и можно было тоже хорошо разсмотрѣть цвѣта на его маскарадномъ нарядѣ… Брюки клѣтчатыя, зеленыя съ чернымъ.
— Жилетъ изъ бумажнаго бархата, пунсовый съ желтыми клѣточками…
— Кожаныя штрипки у панталонъ… и еще одна изъ нихъ болталась, незастегнутая…
— Да и эта шляпа…
— Что за странная шляпа для тѣни!
Надо вамъ сказать, что тогда только-что вошли въ моду такія шляпы: черныя, высокія, вродѣ дымовой трубы, твердыя, негнущіяся и съ круглымъ дномъ… точно обрубокъ сахарной головы.
— Не замѣтилъ ты, Геккъ, волосы у него тѣ же?
— Нѣтъ… Или замѣтилъ?.. То кажется мнѣ, что да, то опять нѣтъ…
— Я не замѣтилъ, но что касается саквояжа, я очень хорошо видѣлъ его.
— И я. Но къ чему тѣни имѣть саквояжъ?
— Вотъ на! Не хотѣлъ бы я быть такимъ дуракомъ, будь я на твоемъ мѣстѣ, Геккъ Финнъ. Все, что было у человѣка, то и его тѣни принадлежитъ. Имъ надо имѣть свои вещи, какъ и всѣмъ другимъ. Ты видишь же, что платье у привидѣнія обратилось въ такое же вещество. Почему же не обратиться и саквояжу? Это понятно, я думаю.
Онъ былъ правъ. Я не могъ ничего возразить. Въ это время мимо насъ прошелъ Билли Уитерсъ съ своимъ братомъ Джэкомъ. Джэкъ говорилъ:
— Какъ ты думаешь, что такое онъ тащилъ?
— Не знаю… а только что-то тяжелое.
— Да, едва справлялся. Вѣрно это какой-нибудь негръ, который укралъ ржи у стараго пастора Силаса.
— Такъ и я думаю. Оттого я и виду не подалъ, что подмѣтилъ его.
— И я тоже!
