Перепуганный негръ исчезъ, а мы всѣ почувствовали… Собственно не знаю, что это было за чувство, только очень тяжелое; нашъ старикъ едва переводилъ духъ, глаза у него закатились; казалось, что онъ умираетъ. Мы не смѣли пошевельнуться, но Бенни встала тихонько, подошла къ нему вся въ слезахъ, прижала къ себѣ его сѣдую голову и стала ее поглаживать и ласкать, а намъ сдѣлала знакъ уходить. Мы повиновались и выбрались вонъ осторожно, словно тутъ былъ покойникъ.
Мы съ Томомъ отправились въ лѣсъ, очень грустные, и разсуждали о томъ, какъ все не походило теперь на то, что было здѣсь прошлымъ лѣтомъ, когда мы тоже гостили у дяди Силаса. Такъ было все мирно, тихо и благополучно; дядя Силасъ пользовался общимъ уваженіемъ, былъ такой веселый, простодушный, недалекій, но добренькій… А теперь, посмотрите на него! Если онъ еще не совсѣмъ помѣшался, то очень близокъ къ тому. Мы это видѣли хорошо.
День былъ чудный, ясный, солнечный, и чѣмъ далѣе поднимались мы по холму, идя къ лугамъ, тѣмъ красивѣе и красивѣе становились деревья и цвѣты, и тѣмъ страннѣе и какъ бы грѣховнѣе казались намъ всякія смуты въ подобномъ мірѣ! Вдругъ, я такъ и обмеръ, схватилъ Тома за руку, а сердце во мнѣ и всѣ мои печенки и легкія и что тамъ еще во мнѣ есть, такъ и упало.
— Вотъ она! — сказалъ я. — Мы отпрянули назадъ, за кусты, всѣ дрожа, а Томъ шепнулъ мнѣ:
— Шш… Не шуми.
Она сидѣла, задумавшись, на большомъ пнѣ въ концѣ лужайки. Я хотѣлъ увести Тома прочь, но онъ не соглашался, а я безъ него не могъ тронуться съ мѣста. Онъ говорилъ, что намъ можетъ не представиться другого случая видѣть тѣнь, и онъ хотѣлъ насмотрѣться вдоволь на эту, хотя бы пришлось умереть. Ну, сталъ смотрѣть и я, хотя отъ этого едва чувствъ не лишался. А Тому не терпѣлось, онъ все болталъ, шепотомъ, разумѣется.
— Бѣдняга Джэкъ, — говорилъ онъ, — все-то на себя напялилъ, какъ и намѣревался. Мы не были увѣрены насчетъ его волосъ, такъ вотъ, посмотри, они у него уже не длинные, а подстрижены коротко, какъ онъ и хотѣлъ. Геккъ, я не видывалъ ничего натуральнѣе этой тѣни!
— И я тоже, — сказалъ я, — Я узналъ бы его, гдѣ хочешь.
— Я тоже скажу. Призракъ, а смотритъ такимъ крѣпкимъ, неподдѣльнымъ… Ну, совсѣмъ Джэкъ, какимъ онъ былъ передъ смертью.
Мы продолжали смотрѣть. Вдругъ Томъ говоритъ:
— Однако, Геккъ, странная вещь. Тѣни какъ будто и не полагается бродить днемъ.
