надъ нимъ, еъ умышленной цѣлью довести его до еще большаго бѣшенства, ожидая, что онъ сдѣлается тогда еще забавнѣе. На глазахъ у раздосадованнаго принца выступили слезы, но онъ продолжалъ стоять на своемъ и съ истинно царственнымъ величіемъ отвѣчалъ на оскорбленія черни; такъ какъ его продолжали, однако, дразнить и осыпать колкими насмѣшками, то онъ подъ конецъ воскликнулъ:
— Говорю вамъ опять, неблаговоспитанные ублюдки, что я принцъ Уэльскій! Хотя я теперь одинокъ и возлѣ меня нѣтъ друга и пріятеля, который помогъ бы мнѣ теперь въ нуждѣ словомъ или дѣломъ, я всетаки не отступлюсь отъ своего права и буду его отстаивать!
— Принцъ ли ты, или не принцъ, а всетаки ты молодецъ мальчикъ! Не говори, что у тебя нѣтъ друга и пріятеля! Я тутъ возлѣ тебя и не дамъ тебя въ обиду! Позволю тебѣ сказать, что такого надежнаго друга и пріятеля, какъ Мильсъ Гендонъ, ты и днемъ съ фонаремъ не скоро разыщешь. Дай отдохнуть маленькому твоему ротику, дитя мое, я лучше тебя объяснюсь съ этими подлыми подпольными крысами, потому что говорю на ихъ языкѣ такъ же свободно, какъ если бы родился въ какой-нибудь ихъ норѣ!
Говорившій напоминалъ своимъ костюмомъ, внѣшнимъ видомъ и манерой держаться извѣстнаго дона Цезаря де-Базанъ. Рослый, хорошо сложенный н мускулистый, онъ былъ одѣтъ въ когда-то щегольской, но сильно поношенный и потертый костюмъ, золотые галуны и шитье на которомъ сильно потускнѣли. Кружевной его воротничекъ оказывался помятымъ и разорваннымъ, страусовое перо на мягкой шляпѣ съ широкими полями было изломано и растрепано, такъ что имѣло очень неказистый видъ. На боку у Гендона висѣла длинная боевая шпага въ ржавыхъ желѣзныхъ ножнахъ. Онъ держалъ себя съ вызывающимъ молодцеватымъ видомъ, который сразу позволялъ угадать военнаго, не разъ уже бывавшаго въ походахъ и привыкшаго къ лагерной жизни. Въ общемъ, однако, фигура Мильса Гендона представлялась да такой степени странной и фантастической, что его слова были встрѣчены взрывомъ хохота и насмѣшекъ. Одни кричали: «Это навѣрное тоже какой-нибудь переодѣтый принцъ!» другіе совѣтовали держать языкъ за зубами, потому что съ нимъ шутки плохія, присовокупляя: «Взгляните только на его глаза, какъ онъ ихъ страшпо таращитъ! — Оттащите-ка прочь этого щенка. — Швырнемъ мальчишку въ прудъ. Можетъ быть, онъ тамъ очухается!»
Подъ впечатлѣніемъ этой счастливой мысли чья-то рука мгновенно схватила принца. Въ тотъ же мигъ длинная шпага незнакомца была выхвачена изъ ноженъ и угостила такимъ сильнымъ
