лѣнями ея содержимое. Плѣнникъ мой свирѣпо барахтался, но я лѣвой рукой сжалъ его шею, что было большою помощью моимъ колѣнямъ. Затѣмъ быстро вытащилъ револьверъ, взвелъ курокъ и приложилъ холодную сталь къ его щекѣ.
— Теперь зажгите кто-нибудь свѣтъ. Я крѣпко держу его.
Свѣтъ зажгли, пламя спички вспыхнуло, я взглянулъ на своего плѣнника и… клянусь св. Джорджемъ, это была молодая женщина!
Я выпустилъ ее и слѣзъ съ кровати, сильно сконфуженный. Всѣ глупо переглянулись другъ съ другомъ. Всѣ растерялись, такъ былъ неожиданъ и внезапенъ этотъ сюрпризъ. Молодая женщина начала плакать, закутавъ лицо одѣяломъ. Хозяинъ сказалъ смиренно:
— Моя дочь… Она сдѣлала что-нибудь нехорошее, nicht wahr?
— Ваша дочь? Она ваша дочь?
— О, да, она моя дочь. Она только-что вернулась изъ Цинцинати, немножко больная.
— Проклятіе! Этотъ мальчишка опять навралъ. Это не тотъ 166-й №, это не Б. Б. Теперь, Уиклоу, ты приведешь насъ къ настоящему 166, или… Батюшки, гдѣ этотъ мальчикъ?
Сбѣжалъ! Вѣрно, какъ дважды два четыре, и главное безъ всякаго слѣда. Положеніе было неловкое. Я проклиналъ свою глупость: мнѣ бы слѣдовало привязать его къ одному изъ людей… но теперь поздно было разсуждать. Что же мнѣ дѣлать при настоящихъ обстоятельствахъ, вотъ въ чемъ вопросъ? За всѣмъ тѣмъ эта дѣвушка могла быть и Б. Б. Я не вѣрилъ этому, но нельзя же было принимать недовѣріе за доказательство. Поэтому я, наконецъ, посадилъ моихъ людей въ пустую комнату напротивъ № 166 и приказалъ хватать всѣхъ и каждаго, кто приблизится къ комнатѣ дѣвушки, и держать при себѣ хозяина подъ строжайшими надзоромъ впредь до новыхъ приказаній. Затѣмъ я поспѣшилъ назадъ въ крѣпость посмотрѣть, все ли тамъ въ порядкѣ.
Да, все было въ порядкѣ и все осталось въ порядкѣ; я всю ночь не спалъ, чтобы удостовѣриться въ этомъ. Ничего не случилось и я былъ невыразимо радъ увидѣть занимавшуюся зарю и имѣть возможность телеграфировать въ военный департаментъ, что звѣзды и полосы нашего знамени продолжаютъ развѣваться надъ фортомъ Трумбуль.
Огромная тяжесть спала съ моей груди. Однако, я не переставалъ быть на-сторожѣ, такъ какъ случай былъ слишкомъ серьезенъ. Я призывалъ по одиночкѣ своихъ плѣнниковъ и цѣлыми часами допрашивалъ ихъ, пытаясь вырвать у нихъ признаніе, но совершенно безуспѣшно. Они только скрежетали зубами, рвали на себѣ волосы, но ничего не открывали.
