ближе, тѣмъ болѣе возбуждается. Онъ находился теперь въ десяти футахъ отъ меня! Я перевелъ дыханіе и сказалъ себѣ: «Теперь, или никогда». Петля была готова, я тихо сталъ спускать ремень, пока не дошелъ до головы животнаго, и потомъ вдругъ опустилъ, и петля какъ разъ окружила шею и затянулась! Быстрѣе молніи я направилъ ему въ морду весь зарядъ моего «Allen». Это былъ страшный грохотъ, который, вѣроятно, испугалъ буйвола до смерти. Когда дымъ разошелся, я увидѣлъ его висѣвшимъ на воздухѣ въ двадцати футахъ отъ земли въ предсмертныхъ судорогахъ, повторявшихся такъ часто, что трудно было счесть! Я, конечно, не остался ихъ считать, но быстро спустился съ дерева и подралъ домой.
— Бемисъ, и все это правда такъ, какъ вы говорите?
— Провались я сквозь землю и пусть умру, какъ собака, если это неправда!
— Конечно, мы не отказываемся вѣрить, не имѣемъ на это права. Но если были бы хотя какія-нибудь доказательства…
— Доказательства! Развѣ я принесъ обратно ремень?
— Нѣтъ.
— Развѣ я привелъ обратно лошадь?
— Нѣтъ.
— Развѣ вы видѣли послѣ того буйвола?
— Нѣтъ.
— Ну, такъ что же еще вамъ нужно? Я никогда не видѣлъ такого подозрительнаго человѣка, какъ вы, и въ такихъ пустякахъ еще.
Я рѣшилъ, что если этому человѣку можно повѣрить, то только оттого, что онъ изъ бѣлыхъ. Случай этотъ напоминаетъ мнѣ объ одномъ происшествіи во время моего короткаго пребыванія въ Сіамѣ, нѣсколько лѣтъ спустя. Между европейскими гражданами одного города, сосѣдняго съ Банкокъ, жилъ одинъ чудакъ, по названію Экертъ, англичанинъ, личность, извѣстная по числу, по изобрѣтательности и по исключительному значенію своего лганія. Граждане часто повторяли его знаменитыя небылицы и все старались «вывести его на чистую воду» передъ чужими, но удавалось это имъ рѣдко. Два раза былъ онъ приглашенъ въ одинъ домъ, гдѣ былъ и я, но ничто не могло соблазнить его на ложь. Однажды одинъ плантаторъ, по имени Баскомъ, человѣкъ вліятельный, гордый и иногда раздражительный, пригласилъ меня съѣздить съ нимъ вмѣстѣ къ Экерту. Дорогой онъ сказалъ:
— Знаете ли, въ чемъ ошибка, въ томъ, что Экертъ подозрѣваетъ и потому на-сторожѣ. Конечно, онъ отлично понимаетъ, чего отъ него хотятъ, и при первомъ намекѣ пристающей къ
