завъ, что я лучше бы держалъ свои деньги въ бумажникѣ, чѣмъ въ моей душѣ, тогда онѣ не были бы такими маленькими и ничтожными. Всѣ кругомъ разразились громкимъ, непристойнымъ смѣхомъ! Я тутъ же уничтожилъ эту гадину добродушной улыбкой на его злое замѣчаніе, которое походило на скальпированіе.
Да, мы пріучились въ Соленомъ-Озерѣ платить за все громадныя деньги, оставаясь на видъ равнодушными; до насъ и такъ доходили слухи, что всѣ эти кучера, кондуктора, конюха и жители Соленаго-Озера, считая себя высшими созданіями, презирали «эмигрантовъ». Мы не позволяли въ нашемъ присутствіи никакихъ лишнихъ разговоровъ; мы желали лучше пройти за піонеровъ, за мормоновъ, за почтовыхъ кучеровъ, за погонщиковъ, за убійцъ на Горныхъ Лугахъ, за все, что хотите и что въ степяхъ и въ штатѣ Утахѣ уважалось и чѣмъ восхищались, но намъ совѣстно было быть «эмигрантами» и мы стыдились нашего бѣлаго бѣлья и жалѣли, что не можемъ браниться и ругаться въ присутствіи дамъ.
И много разъ потомъ въ Невадѣ бывали случаи, когда намъ приходилось понимать унизительное положеніе «эмигранта», существа низкаго и жалкаго. Можетъ быть, читатель и былъ въ Утахѣ, въ Невадѣ или въ Калифорніи и, можетъ быть, даже и недавно, и когда онъ съ грустью и съ снисхожденіемъ смотрѣлъ на всѣ эти страны, сравнивая ихъ въ своемъ умѣ съ тѣмъ, что для него дѣйствительно составляетъ настоящій «міръ», то скоро приходилъ въ убѣжденію, что тутъ онъ жалкій и ничтожный и что каждый старается дать ему это почувствовать. Бѣдняга, они смѣются надъ его шляпой, надъ покроемъ его сюртука, сшитаго въ Нью-Іоркѣ, надъ его выговоромъ, надъ его забавнымъ невѣжествомъ о рудахъ, о шахтахъ, о тоннеляхъ и другихъ вещахъ, которыхъ онъ прежде не видѣлъ и о которыхъ мало читалъ. И все время, пока онъ думаетъ о грустной судьбѣ находиться въ изгнаніи въ этой далекой странѣ и одинокой пустынной мѣстности, жители тамошніе смотрятъ на него свысока, съ презрительнымъ сожалѣніемъ, потому что онъ «эмигрантъ», а не то превосходное и благословенное существо, «Сорокъ Девятый».
Снова началась привычная жизнь въ дилижансѣ, и въ ночи намъ почти казалось, что мы никогда не выходили изъ нашего уютнаго помѣщенія между почтовыми сумками. Впрочемъ, мы сдѣлали одно измѣненіе: мы накупили себѣ провизіи, хлѣба, ветчины, вареныхъ крупныхъ яицъ въ двойномъ количествѣ, чтобы не голодать въ продолженіе оставшихся намъ еще шестисотъ миль пути.
И послѣдующіе дни дѣйствительно было одно наслажденіе
