Утромъ на двадцатый день мы приближались къ концу нашего путешествія. Послѣ полудня мы должны были пріѣхать въ Карсонъ-Сити, столицу территоріи Невады. Мы этому не радовались, а, напротивъ, жалѣли. Поѣздка эта была такая пріятная и веселая; мы ежедневно дѣлали новыя наблюденія и обогащались новыми познаніями и успѣли привыкнуть къ жизни въ почтовой каретѣ, она намъ нравилась, такъ что мысль о спокойствіи и о скучной осѣдлости въ селеніи не улыбалась, а, наоборотъ, удручала насъ.
Видимо наше новое мѣстожительство походило на пустыню, окруженную стѣною снѣговыхъ горъ. Кругомъ не было ни одного дерева, никакой растительности, исключая безконечнаго шалфейнаго куста и гризъ-вуда (grease-wood). Вся природа казалась сѣрой, мы снова тащились по глубокой щелочной пыли, которая поднималась густыми облаками и расходилась по степи, какъ дымъ отъ пожара. Мы покрыты ею были, какъ мельники, а также и кучеръ, карета, мулы и почтовыя сумки — все, мы, шалфейные кусты и природа вокругъ, все было однообразнаго цвѣта. Вдали длинные обозы съ грузомъ поднимали такія облака пыли, что, казалось, виднѣется степной пожаръ. Эти обозы и ихъ хозяева были единственныя живыя существа, видимыя нами, такъ какъ мы двигались въ тиши, въ одиночествѣ по пустынѣ.
Каждые двадцать шаговъ намъ попадались скелеты вьючныхъ животныхъ, кожа которыхъ, обтягивая выдающіяся ребра, была покрыта слоемъ пыли. Часто воронъ, важно сидя на черепѣ, провожалъ проѣзжій экипажъ съ задумчивымъ взоромъ.
Понемногу Карсонъ-Сити сталъ показываться, онъ скромно пріютился на окраинѣ большой степи, но былъ еще настолько далекъ отъ насъ, что издали дома виднѣлись бѣлыми точками въ тѣни цѣлаго ряда горъ, вершины которыхъ терялись въ облакахъ.
Мы пріѣхали, разложились, а дилижансъ отправился дальше. Это былъ «деревянный» городъ съ двумя тысячами жителей. Главная улица состояла изъ четырехъ или пяти маленькихъ бѣленькихъ домиковъ съ лавками, которыя всѣ сгруппировались близко другъ къ другу, бокъ о-бокъ, какъ будто въ этой огром-
Еслибъ это былъ остроумный анекдотъ, то этотъ недостатокъ былъ бы его главнымъ достоинствомъ, такъ какъ творчество — принадлежность великаго ума; но что можно сдѣлать съ человѣкомъ, который умышленно придумалъ такой плоскій анекдотъ? Еслибъ я долженъ былъ рѣшать его участь, то меня назвали бы безумнымъ, а что говоритъ 13-я глава Даніила? Ага!
